|
—
Как же иначе? [...] — Если собрать все это вместе, самым главным будет, как ты понимаешь, то, что душа граждан делается крайне чувствительной, даже по мелочам: все принудительное вызывает у них возмущение как нечто недопустимое. А кончат они, как ты знаешь, тем, что перестанут считаться даже с законами — писаными или неписаными, — чтобы уже вообще ни у кого и ни в чем не было над ними власти. — Я это хорошо знаю. — Так вот, мой друг, именно из этого правления, такого прекрасного и по-юношески дерзкого, и вырастает, как мне кажется, тирания. — Действительно, оно дерзкое. Что же, однако, дальше? — Та же болезнь, что развилась в олигархии и ее погубила, еще больше и сильнее развивается здесь — из-за своеволия — и порабощает демократию. В самом деле, все чрезмерное обычно вызывает резкое изменение в противоположную сторону, будь то состояние погоды, растений или тела. Не меньше наблюдается это и в государственных устройствах. — Естественно. — Ведь чрезмерная свобода, по-видимому, и для отдельного человека, и для государства оборачивается не чем иным, как чрезвычайным рабством. — Оно и естественно. Глава 2. ИДЕЙНЫЕ ИСТОКИ
ПОЛИТОЛОГИИ
105 —
Так вот, тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из
демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и
жесточайшее рабство. [...] Три
«части» демократического государства: трутни, богачи и народ — Разделим мысленно демократическое государство на три части — да это и в действительности так обстоит. Одну часть составят подобного рода трутни: они возникают здесь хоть и вследствие своеволия, но не меньше, чем при олигархическом строе. — Это так. — Но здесь они много ядовитее, чем там. — Почему? — Там они не в почете, наоборот, их отстраняют от занимаемых должностей, и потому им не на чем набить себе руку и набрать силу. А при демократии они, за редкими исключениями, чуть ли не стоят во главе: самые ядовитые из трутней произносят речи и действуют, а остальные усаживаются поближе к помосту, жужжат и не допускают, чтобы кто-нибудь говорил иначе. Выходит, что при таком государственном строе всем, за исключением немногого, распоряжаются подобные люди. — Конечно. — Из состава толпы всегда выделяется и другая часть... — Какая? — Из дельцов самыми богатыми большей частью становятся и наиболее собранные по своей природе. — Естественно. — С них-то трутням всего удобнее собрать побольше меду. — Как же его и возьмешь с тех, у кого его мало? — Таких богачей обычно называют сотами трутней. — Да, пожалуй. —
Третий разряд составляет народ —
те, что трудятся своими руками, чужды делячества, да и имущества у них
немного. Они всего многочисленнее и при демократическом строе всего
влиятельнее, особенно когда соберутся вместе. [...] Печатается по: Платон. Собрание сочинений: В 4 т. М., 1993. Т. 3. С. 93, 94, 107, 118, 129—133, 136, 139, 140, 181, 183, 186—189,192, 196—199, 202—204, 207, 218, 219, 221, 226, 229, 230, 232—234, 106 Раздел 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ
ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ 238, 252, 253, 270—272,
328—330, 333, 335, 336, 338, 339, 341, 343—345,347, 350—353. АРИСТОТЕЛЬ Политика К н и г
а п е
р в а я (А) I. 1.
Поскольку, как мы видим, всякое государство представляет собой своего рода
общение, всякое же общение организуется ради какого-либо блага (ведь всякая
деятельность имеет в виду предполагаемое благо), то, очевидно, все общения
стремятся к тому или иному благу, причем больше других и к высшему из всех благ
стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой
все остальные общения. Это общение и называется государством или общением
политическим. [...] 2.
[...] Соответственно общение, естественным путем возникшее для
удовлетворения повседневных надобностей, есть семья. [...] 7.
Общение, состоящее из нескольких семей и имеющее целью обслуживание не
кратковременных только потребностей,
— селение. [...] |
Реклама: |