В качестве науки геополитика должна быть свободна от необхо­димости как бы то ни было оправдывать какую-либо власть в любых ее проявлениях. Власть может воспользоваться плодами геополити­ки как науки, превратив ее выводы в идеологемы. Однако это дале­ко не единственное применение достижений геополитики. Конеч­но, наиболее заметные и значительные прикладные последствия геополитика может иметь именно на уровне власти, но, как всякая наука, она может быть полезна познанию как таковому. В этом плане геополитика может получить универсальное образовательное и ис­следовательское значение.

В целом ряде собственных модификаций геополитика пытается проследить связь между двумя совершенно далекими друг от друга группами стихий — географическими стихиями и стихиями челове­ческой субъективности, выражающимися в хаосе политических ре­шений. И политика, и география сами по себе являются феномена­ми хаотическими: география включает в себя взаимодействие самых разнородных сил — геологических, космических, социальных и т.д., политика является истинным выражением непредсказуемости и иррациональности человеческой природы, подсказывающей абсолют­но неожиданные решения в бесконечно многообразных политичес­ких ситуациях. Геополитика же стремится обнаружить строгую зако­номерную связь между указанными феноменами. Такая смелость познавательных претензий геополитики ставит ее в один ряд с фи­лософскими дисциплинами.

Если рассматривать геополитику как часть философии истории, то на ее долю выпадают все сферы исторической случайности, поскольку именно география и политика вносят в исторический процесс случайность: география — потому что ее законы носят со­вершенно иной характер, нежели законы человеческих отношений, политика — потому что она является предельным выражением субъек­тивного произвола в этих отношениях. Если рассматривать геополи­тику как часть философии политики, то, во-первых, следует отметить наиболее общие закономерности и наиболее глобальные про­блемы политики, а также планетарный феномен в контексте более общих проблем истории человечества. Наконец, если рассматривать геополитику как часть философии природы, ее специфическим пред­метом становится зависимость природы от непредсказуемой актив­ности человека — существа природного, но отделившегося от при­роды и преобразующего саму основу собственной жизни в соответ­ствии с прихотями своей, зачастую иррациональной, воли.

Рассуждения геополитического характера о расширении границ и присоединении новых земель мирными и военными средствами на основании предварительной сравнительной оценки реальной мощи государств, о сохранении господства над вновь приобретен­ными территориями посредством создания колоний, переноса туда столиц и их изоляции от влияния соседних стран, о создании реги­ональных военно-стратегических альянсов встречаются еще в ра­боте «Государь» итальянского мыслителя и политического деятеля XVI века Пикколо Макиавелли¹. Необходимо также указать на клас­сические работы по международным отношениям прусского исто­рика и генерала Карла Клаузевица (XIX в.), которые подчеркивали необходимость выхода государства из опасного положения с пози­ции силы. Государствоведение также внесло свою лепту в форми­рование геополитики. В конце XIX — начале XX веков при исследо­вании триады атрибутов государства «территория — население — власть» многие государствоведы отдавали приоритет территории¹². Крупный немецкий государствовед Георг Еллинек, в частности, считал: «Территория, как элемент государства, имеет решающее влияние на весь жизненный процесс государства»¹³. Широкую по­пулярность получила циклическая теория развития государств¹⁴, методологической основой которой является органицистская кон­цепция эволюции общества.

Традиция геополитического анализа международной обстановки тесно связана с историей возникновения и развития западной поли­тической географии. Их формирование шло параллельно и связано с именами одних и тех же ученых и политиков. «Это... течение, уча­ствовавшее в рождении политической географии, является... тради­ционным: именно оно стало результатом военной мысли и имеет отношение к стратегии», — считает известный французский гео­граф П. Клаваль¹⁵.