|
Противостояние германской и французской научных школ отражало реально существовавшие противоречия между двумя странами и их интересами. Объективные потребности каждой из них — Франции и Германии — решить свои ближайшие и стратегические задачи, обрести свое устойчивое место в европейском концерте государств и народов определили не только политику и общественное мнение, но и научные подходы к разрешению глобальных проблем человеческой цивилизации, заставляли искать теоретические обоснования и объяснения происходящим процессам и намечать контуры будущего. Неудивительно, что особое внимание Видаль де ла Блаш уделял Германии, которая была главным политическим оппонентом Франции в то время. Он считал, что Германия является единственным мощным европейским государством, геополитическая экспансия которого заведомо блокируется другими развитыми европейскими державами. Если Англия и Франция имеют свои обширные колонии в Африке и во всем мире, если США могут почти свободно двигаться к югу и северу, если у России есть Азия, то Германия сдавлена со всех сторон и не имеет выхода своей энергии. Де ла Блаш видел в этом главную угрозу миру в Европе и считал необходимым всячески ослабить этого опасного соседа. Такое отношение к Германии логически влекло за собой геополитическое определение Франции как входящей в состав общего фронта «морской силы», ориентированной против континентальных держав. Позиции де ла Блаша противостояло германофильское направление, во главе которого стояли адмирал Лавалль и генерал де Голль. В своей книге «Картина географии Франции» (1903) де ла Блаш обращается к теории почвы, столь важной для немецких геополитиков: «Отношения между почвой и человеком во Франции отмечены оригинальным характером древности, непрерывности... В нашей стране часто можно наблюдать, что люди живут в одних и тех же местах с незапамятных времен. Источники, кальциевые скалы изначально привлекали людей как удобные места для проживания и защиты. У нас человек — верный ученик почвы. Изучение почвы поможет выяснить характер, нравы и предпочтения населения»58. Но, несмотря на такое — вполне немецкое — отношение к географическому фактору и его влиянию на культуру, Видаль де ла Блаш считал, что Ратцель и его последователи явно переоценивают сугубо природный фактор, считая его определяющим. Человек, согласно де ла Блашу, есть также «важнейший географический фактор», но при этом он еще и «наделен инициативой». Он не только фрагмент декорации, но и главный актер спектакля. Эта критика чрезмерного возвеличивания пространственного фактора у Ратцеля привела Видаль де ла Блаша к выработке особой геополитической концепции — «поссибилизма» (от лат. possibilis — возможный). Согласно этой концепции, политическая история имеет два аспекта — пространственный (географический) и временной (исторический). Географический фактор отражен в окружающей среде, исторический — в самом человеке («носителе инициативы»)59. Видаль де ла Блаш считал, что ошибка немецких «политических географов» в том, что они считают рельеф детерминирующим фактором политической истории государств. Тем самым принижается фактор историзма и человеческой свободы. Сам же он предлагает рассматривать географическое пространственное положение как «потенциальность», «возможность», которая может актуализироваться и стать действительным политическим фактором, а может и не актуализироваться. Это во многом зависит от субъективного фактора — человека, данное пространство населяющего. В |
Реклама: |