2. В связи с этим смена геополитических концепций должна рас­сматриваться как судьба осознания исходной проблемы. Ее перво­начальный импульс оказал на содержание первых вариантов геопо­литики влияние непосредственное и нерефлектированное. Авторы этих вариантов строили свои решения и оформляли свои тексты, безоговорочно следуя открывшимся им «вопросам бытия», которые диктовали им и стиль, и терминологию, и даже политическую по­зицию. Только так можно объяснить, почему геополитика столь ра­зительно отличается от естественнонаучных штудий Века Просве­щения (Монтескье, Тюрго и др.), искавших именно зависимость социальных и духовных феноменов от простых и доступных наблю­дению материальных факторов, комбинирующихся в географичес­кой среде. На принципах непосредственного, даже в известном смысле наивного, восприятия проблемы и ответа на нее строится вся клас­сическая геополитика (Ратцель, Челлен, Мэхэн, Маккиндер, Спикмен и др.). Она не осознает специфику своей темы, но и не уходит от нее, чего, однако, уже нельзя сказать о наследниках классики — школе Карла Хаусхофера (Обст, Маулль, Вовинкель, А. Хаусхофер и др.), абсолютизировавшей роль бездушного пространства и поста­вившей его на место духа. Направления англо-американской геопо­литики, синхронные школе Хаусхофера, закономерно продвину­лись в сторону позитивизма с его отрицанием самой постановки проблем духа и заменой этих проблем технически разрешаемыми эмпирическими задачами: что нужно сделать, чтобы покорить дан­ное пространство; как параметры данного пространства влияют на поведение тех, кто его занимает, и т.п. Это, конечно, привело к выявлению практической значимости геополитики (сформировалась целая прикладная дисциплина — геостратегия) и достижению оп­ределенных реальных результатов, которые и сегодня порой служат аргументом в пользу реабилитации геополитики. Однако фактичес­ки геополитика подверглась влиянию методологии географического детерминизма, достигшей своих высот еще в XVIII столетии. И только ближе к концу XX века, когда уже в саму географию проникают так называемые «гуманистические» установки, геополитика начинает принимать во внимание духовный и «человеческий» фактор. Этот шаг, конечным итогом которого является формирование экзистен­циальной географии, следует считать важнейшей ступенью на пути возвращения геополитики к самой себе.

3. Из сказанного ясно, что массив геополитических концепций далеко не однороден. Здесь возможны самые различные критерии систематизации материала, однако всякий раз подобные критерии будут зависеть от общей позиции систематизатора. Поэтому имеет смысл воспользоваться вышеизложенной авторской позицией и в данном случае. Таким образом, материал геополитики укладывается в следующую схему: 1) начала геополитики, включающие в себя введение в проблематику (определение границ рассматриваемой на­уки, ее методологии и категориального аппарата), а также ее пре­дысторию, выраженную в отдельных концепциях древности и в упо­мянутых теориях географического детерминизма; 2) классическая геополитика; 3) отношения геополитики и нацизма; 4) послевоен­ная ревизия геополитики, выразившаяся в создании ее техницистско -  позитивистских и гуманистическо – антропологических версий.

4. Общий ход развития геополитики непосредственно наталкива­ет на оценку ее перспектив. Главным событием последних десятиле­тий истории этой науки является ее «антропологический поворот». Однако инерция предшествующих подходов, не утративших своего влияния, а также идеологическая двусмысленность существования геополитики не позволяют твердо рассчитывать на успешное разви­тие данного подхода. Вместе с тем просто-таки гигантский рост ин­тереса к геополитике в постсоциалистическом мире вносит свежую струю в жизнь уже существующих традиций. От того, в каком русле будет развиваться геополитика в этом регионе и, особенно в Рос­сии, зависит вся ее дальнейшая судьба. Данное обстоятельство мож­но считать одним из мотивов публикации настоящего пособия.