Между тем существует разительное отличие прежних, часто фраг­ментарных, представлений, знаний и суждений о влиянии геогра­фических условий на жизнь человеческих ассоциаций, как бы по­рой глубоки и важны они ни были сами по себе, от качественного скачка в их осмыслении на рубеже XIX—XX веков. Скачок этот не был случайным; в его основе лежал не только переход количества разрозненного знания в его новое интегральное качество — он был во многом предопределен глубокими и существенными изменени­ями в самом объективном мире, перешедшем на изломе двух сто­летий от состояния разрозненности отдельных своих частей и ре­гионов к единому, взаимосвязанному и взаимозависимому миру в масштабах целой планеты. Вместе с этим переходом не связанные друг с другом и растянутые на протяжении многих веков различ­ные частные концепции географического детерминизма, как бы сгущаясь наряду со сгущением физического, земного простран­ства, обрели сначала вид науки политической географии, а затем и геополитики — порождения XX столетия⁵⁶.

Таким образом, история развития идей географического детер­минизма отражает историю постепенного пространственного «уп­лотнения» Земли с той поры, когда пространство было во многих своих частях еще свободно, не обжито, не поделено, через этапы постепенного его заселения, освоения, завоевания и разделения между государствами и народами вплоть до нынешнего времени, когда все заселено, все обжито, нес поделено, когда государства не могут уже позволить себе роскошь решать свои демографические проблемы путем свободного выплеска избыточного населения в от­даленные земли, а недостаток сырья или рынков — путем аннексии отдаленных земель.

В соответствии с классическими, восходящими к глубокой древ­ности представлениями географического детерминизма считалось, что развитие человеческого общества зависит исключительно от гео­графических факторов, а установление государственных границ ос­новывается на праве сильного и целиком зависит от завоеваний. Вопрос о влиянии географической среды (в первую очередь клима­та) на обычаи, нравы, образ правления и некоторые общественно-исторические процессы рассматривали уже античные авторы — «отец медицины» Гиппократ, «отец истории» Геродот, римский историк Полибий и многие другие.

Древние греки первыми обратили внимание на влияние геогра­фической среды на социальное существование человека. И это был отнюдь не умозрительный интерес — он диктовался сугубо практи­ческими соображениями. Вместе с развитием цивилизации, ростом числа городов-государств и их населения возникали и чисто геопо­литические проблемы: необходимость расширения жизненного пространства для увеличивающегося населения, колонизация свобод­ных территорий по всему периметру Средиземноморья с целью сброса избыточного населения, пограничные проблемы и др. Решать их приходилось нередко путем войн с соседями. Известный им мир они стали делить в соответствии с климатическими условиями. Древ­негреческий мыслитель Парменид (VI в. до н.э.) выдвинул теорию пяти температурных зон или поясов: один жаркий, два холодных и два промежуточных. Опираясь на теорию Парменида, Аристотель (384—322 до н.э.) утверждал силовое превосходство промежуточ­ной зоны, заселенной греками. Уже в наше время теория климати­ческих поясов приобрела новое звучание. Широкое распростране­ние получила точка зрения, что история создавалась в пространстве между 20- и 60-м градусами северной широты, то есть в Северном полушарии, где расположена большая часть земной суши. Полити­ческая энергия мира генерировалась в основном в умеренных кли­матических зонах, и исторические центры притяжения сдвигались в направлении с юга на север, но опять-таки только в пределах этой зоны. Речные цивилизации Месопотамии и Египта сменились горо­дами-государствами Греции, затем Римской империей. Все древние цивилизации располагались в границах между 20- и 45-м градусами северной широты. Культурные и политические центры Европы, России, Соединенных Штатов и Японии размещаются между 45- и 60-м градусами северной широты в прохладно-умеренной зоне.