В конце 70-х гг. взгляды Тириара претерпели некоторое измене­ние. Анализ геополитической ситуации привел его к выводу, что масштаб Европы уже не достаточен для того, чтобы освободиться от американской талассократии. Следовательно, главным условием «европейского освобождения» является объединение Европы с СССР. От геополитической схемы, включающей три основные зоны — Запад, Европа, Россия (СССР), — он перешел к схеме только с двумя составляющими — Запад и Евразийский континент. При этом Тириар пришел к радикальному выводу о том, что для Европы луч­ше выбрать советский социализм, чем англосаксонский капитализм.

Так появился проект «Евро-советской Империи от Владивосто­ка до Дублина»¹²⁵ . В нем почти пророчески описаны причины, ко­торые должны привести СССР к краху, если он не предпримет в самое ближайшее время активных геополитических шагов в Евро­пе и на Юге. Тириар считал, что идеи Хаусхофера относительно «континентального блока Берлин — Москва — Токио» актуальны в высшей степени и до сих пор. Важно, что эти тезисы Тириар изложил за 15 лет до распада СССР, абсолютно точно предсказав его логику и причины. Тириар предпринимал попытки довести свои взгляды до советских руководителей. Но это ему сделать не уда­лось, хотя в 60-е гг. у него были личные встречи с Насером, Чжоу Эньлаем и югославскими руководителями. Показательно, что Мос­ква отвергла его проект организации в Европе подпольных «отря­дов европейского освобождения» для террористической борьбы с «агентами атлантизма».

Взгляды Жана Тириара лежат в основе ныне активизирующегося нонконформистского движения европейских национал-большеви­ков («Фронт европейского освобождения»). Они вплотную подходят к проектам современного русского неоевразийства.

Очень близок к Тириару австрийский генерал Йордис фон Лохаузен. В отличие от Тириара или де Бенуа он не участвует в прямой политической деятельности и не строит конкретных социальных проектов, а ограничивается чисто геополитическим анализом. Его изначальная позиция — та же, что и у национал-большевиков и «новых правых», он — континенталист и последователь Хаусхофера. Лохаузен считает, что политическая власть только тогда имеет шан­сы стать долговечной и устойчивой, когда властители мыслят не сиюминутными и локальными категориями, но «тысячелетиями и континентами». Его главная книга так и называется «Мужество вла­ствовать. Мыслить континентами»¹²⁶. Глобальные территориальные, цивилизационные, культурные и социальные процессы, по мне­нию Лохаузена, становятся понятными только в том случае, если они видятся в «дальнозоркой» перспективе, которую он противопо­ставляет исторической «близорукости». Власть в человеческом об­ществе, от которой зависит выбор исторического пути и важней­шие решения, должна руководствоваться очень общими схемами, позволяющими найти место тому или иному государству или наро­ду в огромной исторической перспективе. Поэтому основной дис­циплиной, необходимой для определения стратегии власти, являет­ся геополитика в ее традиционном смысле — оперирование гло­бальными категориями, отвлекаясь от аналитических частностей (а не «внутренняя» прикладная геополитика школы Лакоста). Со­временные идеологии, новейшие технологические и цивилизаци­онные сдвиги, безусловно, меняют рельеф мира, но не могут отме­нить некоторых базовых закономерностей, связанных с природны­ми и культурными циклами, исчисляемыми тысячелетиями. Такими глобальными категориями являются пространство, язык, этнос, ре­сурсы и т.д.

Лохаузен предлагает такую формулу власти: «Могущество = сила х местоположение». Он уточняет: «Так как могущество есть сила, помноженная на местоположение, только благоприятное гео­графическое положение дает возможность для полного развития внут­ренних сил»¹²⁷. Таким образом, власть (политическая, интеллекту­альная и т.д.) напрямую связывается с пространством.

Лохаузен отделяет судьбу Европы от судьбы Запада, считая Ев­ропу континентальным образованием, временно подпавшим под кон­троль талассократии. Но для политического освобождения Европе необходим пространственный (позиционный) минимум. Такой ми­нимум обретается только через объединение Германии, интеграци­онные процессы в Средней Европе, воссоздание территориального единства Пруссии (разорванной между Польшей, СССР и ГДР) и дальнейшее складывание европейских держав в новый самостоятель­ный блок, независимый от атлантизма. Важно отметить роль Прус­сии. Лохаузен (вслед за Никишем и Шпенглером) считает, что Прус­сия является наиболее континентальной, «евразийской» частью Гер­мании и что, если бы столицей Германии был не Берлин, а Кенигсберг, европейская история пошла бы в ином, более правильном русле, ориентируясь на союз с Россией против англосаксонских талассократий. Лохаузен полагает, что будущее Европы в стратегичес­кой перспективе немыслимо без России, и наоборот, России (СССР) Европа необходима, так как без нее геополитически она незаконче­на и уязвима для Америки, чье местоположение намного лучше, а следовательно, чья мощь рано или поздно намного опередит СССР. Лохаузен подчеркивал, что СССР мог иметь на Западе четыре Евро­пы: «Европу враждебную, Европу подчиненную, Европу опусто­шенную и Европу союзную». Первые три варианта неизбежны при сохранении того курса европейской политики, которую СССР вел на протяжении холодной войны. Только стремление любой ценой сделать Европу «союзной и дружественной» может исправить фа­тальную геополитическую ситуацию СССР и стать началом нового этапа геополитической истории — этапа евразийского.