1 Американская социологическая мысль. М., 1996. С. 126.

2 Хомский Н. Прибыль на людях. М., 2002. С. 18

3 Зиновьев A.A. Зияющие высоты. М., 2000. С. 154.

121 •

Политология

/В отличие от тоталитарного режима авторитарный может не пропагандировать, открыто используя идеологию, поскольку не нуждается в том, чтобы подданные поддерживали политическую линию государства. Он даже, в отличие от демократического режима, может вообще обойтись без идеологии, поскольку не нуждается в политическом участии населения.

Что касается партийной системы, то как при тоталитарном режиме, при авторитарном имеет место однопартийная система. Но по той же причине, по которой авторитарный режим может обойтись без идеологии, он может обойтись без партий вообще, поскольку не нуждается в массовой поддержке населения. Этим он опять-таки отличается от демократического режима, основанного на многопартийности.

Л,Н. Толстой дал уничтожающую критику авторитарного режима дореволюционной России, которая по точности и глубине оценок вполне заслуживает того, чтобы его назьшали не только гениальным писателем, но и выдающимся ученым.

Л.Н. Толстой писал, что существуют два класса, которые он назвал насилующим и насилуемым. Представители правящего класса, имея много денег и собственности, заставляют работать на себя, применяя три различных способа насилия: личное, захват земли и производимого продукта, и денежное. Эти способы Не сменяют друг друга в истории, как по схеме К. Маркса феодальное общество сменяет рабовладельческое и само заменяется капиталистическим, а сосуществуют. Способ порабощения физического действует в армии, и миллионы солдат фактически — рабы тех, кто ими управляет. Порабощение отнятием земли тоже налицо. «Мы на нашей памяти, — пишет Толстой, — пережили в России два перехода рабства из одной формы в другую: когда освободили крепостных и помещикам оставляли права на большую часть земли, помещики боялись, что власть их над их рабами ускользнет от них; но опыт показал, что им нужно было только выпустить из рук старую цепь личного рабства и перехватить другую — поземельную»1.

Многие тогда не поняли, почему царь-освободитель дал крестьянам волю, а землю у них отобрал. Думали даже, что здесь какая-то ошибка, и ждали, что землю отдадут. Этого не произошло. Почему, Толстой объясняет с помощью весьма методологически плодотворного образного представления о трек винтах. «Все три способа можно сравнить с винтами, прижимающими ту доску, ко-

1 Толстой Л.Н. Так что же нам делать?// Собр. соч.: в 22 т. М., 1983. Т. 16. С. 264.

122

Авторитарный режим

торая наложена на рабочих и давит их. Коренной, основной сред-, ний винт, без которого не могут держаться и другие винты, тот, который завинчивается первый и никогда не отпускается, — это винт личного рабства, порабощения одних людей другими посредством угрозы убийства мечом; второй винт, завинчивающийся уже после первого, — порабощение людей отнятием земли и запасов пищи — отнятие, поддерживаемое личной угрозой убийства; и третий винт — это порабощение людей посредством требования денежных знаков, которых у них нет, поддерживаемое тоже угрозой убийства»1.

Представление о трех винтах помогло Толстому объяснить отнятие земли у освобожденных крестьян в 1861 г. Толстой сказал бы, что насилующий класс, ослабив один винт, подтянул другой, заменив рабство личное на денежное. Говоря о пределе ограбления, Толстой писал: «Правительства же все всегда перейдут этот предел, во-первых, потому, что для правительства не существует нравственного чувства, а во-вторых, потому, что, как мы знаем, правительства сами находятся в крайней нужде»2. «Мужики давно знают, что рублем можно бить больнее, чем дубьем... Говорить о том, что деньги не производят порабощения, — это все равно, что • было бы говорить ирлСтолетия тому назад, что крепостное право не производит порабощения»3.

Правящий класс перешел от показавшегося ему малоэффективным феодального насилия к представившемуся более перспективным капиталистическому. Один винт ослабили, другой тут же подтянули под усыпляющие разговоры о свободе, гласности и т.п., которые оказались столь же удачной наживкой, как и обещания всеобщего счастья, освобождения труда и т.д.