Государственная власть функционировала по своим законам как самостоятельная сила, которая гнет преимущественно физически подданных и калечит преимущественно нравственно тех, кто работает в самом ее штате. Положение последних еще безнадежнее, так как они в отличие от подданных, которые ощущают государство как чуждую внешнюю силу, часто не подозревают (может быть, лишь смутно чувствуют), как государственная служба лишает их человеческого облика. П.А. Кропоткин, который имел «счастье» много раз сталкиваться с государственной силой, заключил, что «люди лучше учреждений».

Конечно, в том, что существует, виновно не только государство, а и те, кем оно руководит. Нет власти, говорит герой рассказа Леонида Андреева «Так было», есть только рабы. За свои слабости, доверчивость, безволие люди как бы в наказание Вынуждены покоряться государственному Левиафану. Часто они добровольно отдают себя ему, подобно кролику, который какой-то неведомой силой притягивается к удаву. Известно, что Якир перед расстрелом крикнул: «Да здравствует Сталин!», а многие простые люди плакали, когда Сталин умер. Одной силой пропаганды без обра-Мщения к психологии человека не объяснишь подобный массовый психоз.

Государственная машина была взята большевиками на вооружение, хотя несовместимость ее с идеалами социализма была ясна для основоположников марксизма настолько, что Ф. Энгельс недвусмысленно писал (высказывалось, правда, подозрение, что сделал он это в попытке привлечь на свою сторону анархистски мыслящие круги) об отмирании государства при социализме. От этого указания коммунистам нельзя было отмахнуться, но нельзя и принять его, поскольку тогда ставилась под вопрос держащаяся на государственном насилии власть. И вот был придуман противоречащий здравому смыслу, но вполне в стиле софистической диалектики тезис: государство отмирает посредством... уси-

236

Характеристика советского режима

ления. Под усилением же государства понимался дальнейший от-хоД от представления о нем как об органе, контролирующем и обеспечивающем выполнение свободно выбранными представителями нации законов (идеал государства как «общественного договора» у Ж.-Ж. Руссо), и дальнейшее превращение его в орудие, ставящее всех людей на грань унижения и порабощения, когда честные голоса заглушаются и лишь немногие, продавшие душу за материальные блага или обманутые, имеют право говорить, следуя указаниям самозваных представителей нынешнего и будущего поколений. Человек может претендовать при такой системе только на роль винтика государственной машины. Слова «винтик» й «машина» не случайны — они точно характеризуют бездушность и бездуховность «государства рабочих и крестьян».

Теоретическое сведение человека на положение винтика в марксистской идеологии дополняется его практическим сведением в советском государстве. Здесь никто не остается Самим собой, но становится членом чего-то высшего, чему он подчинялся, причем это высшее — не общая воля всех, а нечто от всех отчужденное, прикрывающееся выразителем общих интересов, от которого каждый пытается, как от ничейного, отхватить кусок побольше, вместо того чтобы нести в него, как в свое, то, что имеет. Чем больше общее становится отчужденным от всех, тем чаще люди хотят взять от него, а не дать. Они приходят в конфликт с отчужденным или идут на компромисс, но не желают быть его жертвой. В то же время они не в силах осознать это отчуждение, или слишком безвольны, чтобы с ним бороться, или слишком эгоистичны, чтобы вообще думать об этом и переживать. Не встречая Сопротивления, область отчужденного растет за счет тенденций к саморасширению, Присущих бюрократическо-иерархической системе. Пухнут ненужные учреждения и открываются новые, подобные им, плодящие ненужных людей, которые проникают затем в необходимые в принципе учреждения, становящиеся посему также бесполезными.