[...] Я в своем анализе ограничился демократиями, относящимися к передовым индустриальным странам. В любом случае латиноамерикан­ские демократии, ввиду их более низкого уровня экономического раз­вития, нельзя счесть поддающимися сопоставлению [с другими]. Зна­чит, один из четырех основных альтернативных вариантов — форму де­мократии, сочетающую президентский тип правления с пропорцио­нальным представительством и существующую только в Латинской Америке, — придется в нашем анализе опустить. [...]

Все три остальные альтернативы: президентская форма правления плюс принцип большинства, парламентская форма правления плюс тот же принцип и, наконец, та же форма правления плюс пропорциональ­ное представительство — наличествуют среди прочно утвердившихся западных демократий. Я обращаюсь к 14 странам, каждая из которых с [несомненностью соответствует какой-либо из этих трех категорий. Со­единенные Штаты — единственный случай сочетания президентской формы и принципа большинства. Имеются четыре случая, когда пар­ламентская форма соединена с принципом большинства (Австралия, Канада, Новая Зеландия и Соединенное Королевство), и девять демо­кратий парламентско-пропорционалистского типа (Австрия, Бельгия, Дания, Финляндия, Германия, Италия [до 1995 г. — Ред], Нидерлан­ды, Норвегия и Швеция). Семь многолетних, стабильных демократий исключены из анализа потому, что либо ни под одну из трех категорий не подходят безоговорочно (это Франция, Ирландия, Япония и Швей­цария), либо слишком подвержены воздействию внешних факторов (это Израиль, Исландия и Люксембург).

Поскольку важная цель пропорционального представительства — облегчить доступ к представительству меньшинствам, естественно ожидать, что соответствующие системы превосходят в этом отношении мажоритарные. Не приходится сомневаться, что дело именно так и об­стоит. Например, там, где этнические меньшинства сформировали эт­нические политические партии, как в Бельгии и Финляндии, принцип пропорционального представительства позволил им получить поистине совершенную пропорциональность представительства. Ввиду наличия столь многих различных видов этнических и религиозных меньшинств в анализируемых демократиях, трудно систематически измерить сте­пень, в какой пропорциональному представительству — в сравнении с принципом большинства — удается обеспечить меньшинствам больше представителей. Можно, однако, провести систематическое сравне­ние — по странам — представительства женщин, этого меньшинства

в политическом, а не количественном смысле. Первая колонка табл. 1 показывает процент женщин — членов низшей (или же единственной) палаты в национальных легислатурах этих 14 демократий в начале 80-х гг. Средний показатель для парламентско-пропорционалистских систем составляет 16,4%, что примерно вчетверо выше соответствую­щего показателя для Соединенных Штатов (4,1 %) и соответствующего среднего показателя для стран с парламентско-мажоритарными систе­мами (4,0%). Несомненно, разрыв образуется отчасти за счет более высокого социального положения женщин в четырех северных странах, но и средний показатель в 9,4% для пяти остальных стран, сочетающих парламентскую форму правления с пропорциональным представитель­ством, — это более чем вдвое выше по сравнению со странами с ма­жоритарной системой.