……..Существует большое число знатных, которые не только сами живут в праздности, будто трутни, трудами других, например держателей своих земель, которых для увеличения доходов они отскабливают до живого.
….Тот, кто воспитан среди роскоши, в праздности и веселье, привык к щиту и шпаге, надменно смотрит на соседей и презирает всех по сравнению с собой; такой человек нисколько не будет пригоден к тому, чтобы с мотыгой и лопатой за малую плату и скудную пищу служишь бедняку.
…..Хотя, конечно, мой Мор (если сказать тебе по правде, что у меня на душе), мне кажется, повсюду, где есть частная собственность, - все измеряют деньгами. Разве что ты сочтешь справедливым, когда все-самое лучшее достается самым плохим людям, или посчитаешь удачным, когда все распределяется между совсем немногими, да и они живут отнюдь не благополучно, а прочие же вовсе несчастны. ….Я полностью убежден, что распределить все поровну и по справедливости, а также счастливо управлять делами человеческими невозможно иначе, как вовсе уничтожив собственность. Конечно, если установить, чтобы ни у кого не было земли свыше назначенной нормы, и если у каждого сумма денег будет определена за коном, если какие-нибудь законы будут остерегать короля от чрезмерной власти, а народ - от чрезмерной дерзости; чтобы должности не выпрашивались, чтобы не давались они за мзду, чтобы не надо было непременно за них платить, иначе найдется повод возместить эти деньги обманом и грабежами, явится необходимость исполнять эти обязанности людям богатым, меж тем как гораздо лучше управлялись бы с ними люди умные.
Утоп-имя этого победителя носит остров, называвшийся прежде Абракса - он привёл скопище грубого и дикого народа к такому образу жизни и такой просвещенности, что ныне они превосходят в этом почти всех смертных. В Утопии есть пятьдесят четыре города. Все они большие и великолепные. По языку, нравам, установлениям, закона, а ни одинаковы расположение тоже у всех одно, одинаков у них, насколько это дозволяет местность, и внешний вид. . Из каждого города по три старых и умудренных опытом гражданина ежегодно сходятся в Амаурот обсуждать общие дела острова. Ибо этот город считается первым и главным (оттого что он находится как бы в сердце страны и расположен весьма удобно для легатов изо всех ее частей).
В деревне повсюду есть удобно расположенные дома, вкоторых имеется деревенская утварь. Там живут граждане, приезжающие туда поочередно. В каждом деревенском хозяйстве не менее сорока мужчин и женщин. И, кроме этого, еще два прикрепленных раба. Надо всеми стоит хозяин и . . хозяйка, почтенные и в летах. Над каждыми тридцатью хозяйствами - один филарх Из каждого хозяйства ежегодно возвращаются в город двадцать человек: они провели в деревне два года. На их место из города выбирают столько же новых, чтобы их обучили те, которые пробыли в деревне год и поэтому более разумеют в деревенских делах; наследующий год они будут наставлять других, дабы - если все окажутся там равно неопытными и неумелыми в возделывании земли - не повредили они урожаю своим незнанием.
……Нет такого дома, , у которого не было бы двери как на улицу, так и задней - в сад. Они двустворчатые, легко открываются от прикосновения руки и сами закрываются, пропуская кого угодно. Ведь у утопийцев нет никакой собственности. Да и самые дома меняют они раз в десять лет по жребию.
…Каждые тридцать хозяйств ежегодно выбирают себе должностное лицо, которое на своем прежнем языке Называют они сифогрантом, а на теперешнем -филархом. Над десятью сифогрантами с их хозяйствами стоит человек, некогда называвшийся трандибх, а теперь протофиларх. ..от каждой из четырех частей города выбирается один, которого и советуют сенату. Должность правителя постоянна а течение всей его жизни. Если не помешает этому подозрение стремлении к тирании. Траниборов выбирают ежегодно, однако, если причинно их не меняют, все прочие должностные. лица избираются на год. Траниборы каждые три дня, а если того требует дело, то иногда и чаще, приходят на совет к правителю. Совещаются о государственных делах. Частные споры, если они есть, -их там очень мало-они разрешают быстро. В сенат всегда допускаются два сифогранта, и всякий день разные. (Предусмотрено ни о чем относящёмся к государству, не выносить суждений, если со времени , обсуждения в сенате не прошло, трех дней. Принимать решения помимо сената или народного собрания о чем либо, касающемся общественных дел, считается уголовным преступлением.
Любой глава хозяйства просит то, что надобно ему самому и его близким, притом не денег, вообще безо всякого вознаграждения уносит все, что только попросит. Да и зачем ему в чем-либо отказывать? Когда всех товаров вполне достаточно и ни у кого нет страха, что кто-нибудь пожелает потребовать более, чем ему надобно?
….Первая забота, однако, о больных, которых лечат. Существует четыре больничных приюта в окрестностях города, недалеко от его стен; они столь обширны, что каждый из них можно сравнить с маленьким городом.
….Трапезы. Располагаются за тремя или большим числом столов в зависимости от числа сотрапезников. Мужчины помещаются у стены, женщины - в стороне, дабы если случится неожиданно какая-нибудь беда (это обыкновенно происходит иногда с беременными), могли они встать, не нарушая порядка, и уйти оттуда к кормилицам. После него старшие ведут достойную беседу, не печальную и не без шуток. И не занимают они весь обед длинными речами, но охотно слушают молодых и даже намеренно вызывают их, дабы вызнать таким образом дарование и ум каждого, проявляющиеся в застольной беседе.
..Между тем с золотом и серебром, из которого делают деньги, поступают они так, что никто не ценит их более, чем заслуживает того сама их природа; а кому не видно, насколько хуже они, чем железо? (Из золота и серебра не только в общих дворцах, но и в частных домах - повсюду делают они ночные горшки и вся кие сосуды для нечистот К тому же утопийцы из этих металлов изготовляют цепи и тяжелые оковы, которые надевают на рабов. Наконец, у каждого, кто опозорил себя каким-нибудь преступлением, с ушей свисают золотые кольца, золото охватывает пальцы, золотое ожерелье окружает шею, и, наконец, золото обвивает его голову. Так они всеми способами стараются, чтобы золото и серебро были у них в бесславии.
……Первый изо всех и главный у них спор о том, чем состоит человеческое счастье -в чем-нибудь одном или же в многом. И в этом деле, кажется, более, чем надобно, склоняются они в сторону группы, защищающей удовольствие в котором, считают они, заключено для людей все счастье или же его важнейшая доля. Еще более тебя удивит, что они для этого приятного мнения ищут покровительства религии, которая сурова и строга и обыкновенно печальна и непоколебима. Ведь никогда они не говорят о счастье, чтобы не соединить с ним некоторые начала, взятые из религии, а также философии, использующей доводы разума, - без этого, они полагают, само по себе исследование истинного счастья будет слабым и бессильным. Эти начала такого рода. Душа бессмертна и по благости Божией рождена для счастья, за добродетель и добрые дела назначена после этой жизни нам награда, а за гнусности - кара. Хотя это относится к религии, однако они считают, что к тому, чтобы поверить в это и признать, приведет разум. Они полагают, что счастье заключается не во всяком удовольствии, но в честном и добропорядочном. Ибо к нему, как к высшему благу, . влечет нашу природу сама добродетель, в которой одной только и полагает счастье противоположная группа. Ведь они определяют добродетель как жизнь в соответствии с природой. К этому нас предназначил Бог. В том, к чему надлежит стремиться и чего избегать, надобно следовать . тому влечению природы, которое повинуется разуму. Следовательно, говорят они, приятную жизнь, то есть удовольствие как предел всех наших деяний, предписывает нам сама природа. Жить по ее предписанию-так определяют они добродетель. Духовные удовольствия утопийцы ценят, тем более они считают их первыми и самыми главными). Они верят, что если религия, ниспосланная с небес, не внушит человеку чего-либо более святого, то с помощью человеческого разума нельзя выискать ничего более верного.
Рабами они не считают ни захваченных в войне) (кроме тех, кого они сами взяли в бою), ни детей рабов, ни, наконец, никого из пребывающих в рабстве у других народов, кого могут они купить. Но они обращают в рабство тех, кто у них допустит позорный поступок, или же тех, кто в чужих городах осужден на казнь за совершенное им злодеяния. Многих из них иногда они приобретают по дешевой цене, чаще же получают их даром. Эти рабы не только постоянно пребывают в работе, но и находятся в цепях. Со своими согражданами рабами утопийцы обходятся суровее, оттого, что, они полагают, те заслужили худшей участи, так как, прекрасно воспитанные, отменным образом были они обучены добродетели, однако не смогли удержаться от преступления. Иной род рабов, когда какой-нибудь трудолюбивый и бедный работник из другой страны своей волей решается идти к ним в услужение. С такими они обходятся хорошо , и не менее мягко, чем с гражданами, разве что работы дают немного больше, оттого что те к ней привыкли. Когда такой раб пожелает уехать (это случается нечасто), его не удерживают против воли, но и не отпускают ни с чем.
Женщина выходит замуж не ранее восемнадцати лет. Мужчина - не прежде, чем ему исполнится на четыре года больше. Если мужчина или женщина до супружества будут соединены тайной страстью, его и ее тяжко наказывают. Таким вообще запрещается супружество, если только правитель милостью своей не отпустит им вину.
….Война утопийцам в высшей степени отвратительна как дело поистине зверское, хотя никому из зверей не присуща она с таким постоянством, как человеку. Вопреки обыкновению почти всех народов, для утопийцев нет ничего бесславнее славы, добытой на войне. Тем не менее они в назначенные дни усердно занимаются военными упражнениями; и не только мужчины, но и женщины, дабы не оказаться неспособными к войне, когда случится в этом необходимость. Однако они не затевают войну зря, а разве только когда или сами защищают свои пределы, или же прогоняют врагов, или когда они жалеют какой-нибудь народ, угнетенный тиранией, - тогда своими силами они освобождают их от ига тирана и от рабства (это они делают из-за человечности) .
…Религии отличаются друг от друга не только на всем острове, но и в каждом городе. Одни почитают как Бога Солнце, другие - Луну, третьи - какое-нибудь из блуждающих светил. Есть такие, которые предполагают, что не просто бог, но даже величайший бог - это какой-то человек, некогда отличившийся своею доблестью или славой. Но гораздо большая часть утопийцев - она же и намного более разумная -полагает, что совсем не те боги, а некое единое божество, вечное, неизмеримое, неизъяснимое, которое выше понимания человеческого рассудка, разлито по всему этому миру силой своей, а не огромностью. Его они называют родителем. Только на его счет они относят начала, рост, увеличение, изменения и концы всех вещей, никому, кроме него, не воздают они божеских почестей. Утоп с самого начала, когда узнал, что до его прибытия жители беспрестанно воевали из-за религии, заметив, что при общем несогласии разные секты сражаются за родину раздельно, воспользовался случаем и одолел их всех. Одержав победу, он прежде всего объявил нерушимым, что каждому дозволяется следовать какой угодно религии; если же кто-нибудь станет обращать в свою религию также и других, то он может это делать спокойно и рассудительно, с помощью доводов, не злобствуя при этом против прочих религий, если он не уговорит советами, то не смеет действовать силой и обязан воздерживаться от поношений. Того, кто об этом спорит чрезмерно дерзко, утопийцы наказывают изгнанием или же рабством. Утоп учредил это, не только заботясь о мире, который, как он видел, полностью разрушается от постоянной борьбы и непримиримой ненависти, но, решая так, он полагал, что это важно для самой религии, о которой он не дерзнул сказать ничего определенного, как бы сомневаясь, не требует ли Бог разного и многообразного почитания и поэтому одним внушает одно, другим - другое. Поэтому он оставил все это дело открытым и дозволил, чтобы каждый был волен веровать, во что пожелает, -за исключением того, что свято и нерушимо запретил кому бы-то ни было до такой степени ронять достоинство человеческой природы, чтобы думать, будто души гибнут вместе с телом , что мир несется наудачу, не управляемый провидением. И поэтому утопийцы верят, что после земной жизни за пороки установлены наказания, за добродетель назначены награды. . . )
Я правдивейшим образом описал вам, как смог, устройство этого государства, которое я во всяком случае считаю наилучшим, а также и единственным, какое по праву может притязать называться государством. Здесь, где все принадлежит всем, ни у кого нет сомнения, что ни один отдельный человек ни в чем не будет иметь нужды, если только он позаботится о том, чтобы были полны общественные житницы. Оттого что здесь нет скаредного распределения добра, нет ни одного бедного, ни одного нищего. И, хотя ни у кого там ничего нет, все, однако же, богаты. Совсем уничтожив само употребление денег, утопийцы избавились и от алчности. У меня нет никакого сомнения в том, что весь мир с легкостью давно бы уже перенял законы утопийского государства как по причине собственной выгоды, так и под влиянием Христа Спасителя (который по великой мудрости Своей не мог не знать, что лучше всего, а по благости Своей не мог присоветовать того, о чем знал, что оно - не лучше всего);но противится этому одно чудище, правитель и наставник всякой погибели - гордыня. Она измеряет счастье не своими удачами, а чужими неудачами.
Впрочем, я охотно признаю, что в государстве утопийцев есть очень много такого, чего нашим странам я скорее бы мог пожелать, нежели надеюсь, что это произойдет.