Одна (незначительная) часть экономики России интегрирована в финансовую экономику постмодерна, постиндустриального общества. В основном это финансовые технологии, крупные фондовые биржи. Хотя в нашей стране они еще примитивны и слабы, но постепенно интегрируются в общий мировой рынок. Это транснациональный финансовый рынок. К этой же глобальной системе — но в качестве простых поставщиков ресурсов — относятся крупные олигархические монополии, выросшие на манипуляциях с приватизированной государственной собственностью. В постиндустриальном экономическом планетарном укладе вся российская экономика — величина почти бесконечно малая. Как любят повторять либералы: «В постиндустриальном обществе, в мире постмодерна, вся Россия со всей своей экономикой, со всеми людьми и пространствами стоит меньше, чем десять секунд торгов на Нью-Йоркской бирже». И действительно, если мы посмотрим на чистые цифры, то увидим, например, что дневные манипуляции на фондовых биржах с совершенно абстрактным долгом Бразилии стоят больше, чем весь годовой бюджет России.

Программа российских олигархов и ультралибералов в том, чтобы напроситься в индивидуальном порядке в мировой клуб постиндустриальной экономики, отбросив недоразвитое и недомодернизированное российское общество как затратную и никчемную обузу. Кое-кто из олигархов интегрируется лично в этот клуб, но там они — бесконечно малая величина, а приватизированная ими задарма Россия (со всем ее индустриальным укладом, не говоря уже о предындустриальных зонах) для них, в свою очередь, — бесконечно малая величина.

Михаил Ходорковский мыслил в постиндустриальных категориях, где нет таких понятий и ценностей, как государство, народ, нация, промышленность, мыслил в категориях мировых глобальных сетей, транснациональных корпораций. Ходорковский говорил однажды, что пытался объяснить нашему президенту, что государство и власть — это анахронизм, но тот его не понял, обиделся и посадил. Но Ходорковский не сумасшедший. В его словах есть доля истины, ибо он верно описывает процесс постиндустриализации, дерзко доводя этот тренд до конца. Если Россия полностью примет логику постмодерна, вовлечется в процесс финансовой виртуальной экономики, то она превратится в бесконечно малую величину и станет простым объектом глобализации, приняв ее критерии. Согласно этим нормативам современная Россия — система индустриальная, причем не самая успешная. При переходе к постмодерну ее значение, включая политико-социальные и властные институты, население, культуру и т. д., по сути обнуляются, как приравниваются к ничто системы аграрного производства на фоне развития промышленности и капиталистических отношений.

Америка оперирует категориями постиндустриальной экономики, у которой многие миллиарды долларов ежесекундно двигаются в направлении тех секторов, которые к нам, к России, к жизни россиян не имеют никакого отношения. Триллионные суммы виртуальной финансовой экономики постмодерна почти абстракция, так как имеют мало отношения к реальному сектору, но при этом они вполне действенный фактор, так как манипуляции с этими суммами могут вполне реально влиять на систему конкретных товаров.

Экономисты либеральной школы, демонстрируя практически алхимические схемы финансовых процессов внутри этой виртуальной экономики, могут убедить кого угодно в чем угодно. Им не составляет большого труда доказать, что, с экономической точки зрения (подчеркнем — в постиндустриальных условиях), нет никакой разницы, есть Россия или нет, что бы с нами ни произошло, есть мы или нас нет. Это практически ничего не изменит в мировой и глобальной рыночной системе. Отсюда такое пренебрежение к российской экономике, к российской политике.

Единственное, чем может ответить Россия на такое уничижительное (но логически оправданное экономической схоластикой цифр) отношение, — это достать ядерную бомбу и сказать: «Если вы так будете с нами разговаривать, вот что мы может с вами со всеми сделать». Понимая такую вероятность, Запад предлагает нам распилить все ракеты и свинтить все боеголовки. И тогда нам жестко дадут понять, что мы с постмодерном не справились, а следовательно, логика экономического развития преодолела нас как «устаревшее явление», считаться с которым отныне не необходимо.