Вместе с тем турецкая верхушка все более осознает кризисность и тупиковость атлантистского сценария для Ближнего Востока (в частности, американского проекта «Великий Ближний Восток», где Турции отводится незавидная роль антиисламского жандарма на службе Вашингтона. Пантуранизм постепенно отходит на задний план, все больший вес набирают евразийские тенденции. В последние годы в Турции произошел настоящий евразийский бум. В поддержку евразийства высказываются не только интеллектуалы, левые круги, националисты и некоторые исламские движения, но и авторитетные представители военного руководства, влиятельные генералы, а в Турции это почти решающий фактор. Это в корне меняет все дело. Если Турция порвет с давней традицией геополитической русофобии и обратится к пророссийской политике, например, в духе Кемаля Ататюрка, она сможет стать важнейшим позитивным партнером России как на Кавказе, так и на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. К этому Анкару подталкивает и курдская проблема, и ситуация на Северном Кипре.

«РЖ»: Если говорить об украинских интересах России, всегда ли нам нужно при этом договариваться только с украинцами? Не лучше ли по Украине договариваться с теми, кто имеет там реальное влияние, например, с Германией?

А. Дугин: В целом это верно. Только вместо классической для традиционной геополитики «Германии» сегодня надо говорить о «Европе» в целом. Украина как она есть сегодня — это нестабильная геополитическая конструкция. Хотя бы потому, что главные реки текут там параллельно и не пересекаются. Так сторонники потамической — «речной» — теории цивилизации объяснили запаздывание в объединении Германии. Украина представляет собой как минимум четыре геополитические зоны с довольно различными векторами. Есть Восточная Украина, она евразийская органически. Есть Западная Украина, она, напротив, идентифицирует себя с Европой. Есть Крым — он также евразийский, но в ином формате, нежели Восточная Украина. И есть средняя зона — в обе стороны от русла Днепра, — которая представляет собой нестабильный баланс всех трех остальных зон. В отличие от России, где Запад и Восток геополитически однородны, на Украине противоположные полюса антагонистичны и конфликтны. Это — результат веков и механически этого не поправить.

Любой геополитический перекос Украины в ту или иную сторону автоматически ставит под угрозу ее целостность. Но и поддержание уклончивого и неопределенного, невнятного «статус-кво» тоже не выход. Россия никогда не договорится с Украиной только как Россия. Любой перекос в сторону Москвы тут же вызовет катастрофическую реакцию на Западе — Волынь, Львов, Галиция. Если же Киев сделает рывок в сторону НАТО, может восстать восточная часть. Выход возможен только в том случае, если двусторонние отношения будут переведены на иной уровень операционного языка. Россия должна выступать не как Россия, а как Евразия, т. е. как цивилизационная матрица, а не как страна или государство-нация. С другой стороны, Россия должна четко оформить свою европейскую политику, с акцентом на общие интересы в области ресурсов, энергии, транспорта, коллективной обороны. В таком случае интеграционные процессы Украины с Россией будут гармоничны и естественны. Более того, евразийский вариант решения российско-украинского партнерства гармонизирует саму Украину, гарантируя ее целостность, превращая ее в зону евразийско-европейского геоэкономического и энергетического сотрудничества.

«РЖ»: Насколько американцы следуют в своей геополитике советам Бжезинского? Или же он для их геополитики является слишком экстравагантной фигурой в качестве идеологического подспорья?

А. Дугин: Бжезинский — только верхушка айсберга. Он — выразитель самых влиятельных геополитических кругов США и называет своими словами то, что другие вуалируют демагогическими фигурами речи. Бжезинский не просто крайне влиятелен, он высказывает суть американской (атлантистской) геополитики, как ее сформулировали основатели этой дисциплины — Мэхэн, Макиндер, Спикмен и др. Только полное невежество относительно геополитики как школы, метода, науки может служить оправданием скептического отношения к Бжезинскому и его идеям. Быть может, его типично польский «ressentiment» ответствен за то, что классические принципы атлантизма и имплицитной, традиционной для него, неотъемлемой ортодоксальной русофобии излагаются им с определенным злорадством. Вспомните анекдот времен «холодной войны»: Бжезинский спрашивает у генерала Пентагона: «А сколько русских может погибнуть при взрыве этой бомбы?» «Вы имеете в виду, сколько людей может погибнуть?», — уточняет генерал. «Нет, я имею в виду, сколько русских…»