III.

Если Трансвааль не увлекает своей внешностью, то он таит в себе чрезвычайно солидные ка-

203

чества. Угрюмые скалы его подобно сказочному Кощею, хранят под собой несметные богатства. В стране, начиная с 1887 по 1896 гг. добыто 660 000 фунтов золота, ценностью в 406 250 рублей...

Несмотря на этот все возрастающий прогресс, истощение приисков почти незаметно, и в действительности в Трансваале остается еще золота во много и много раз больше того, которое уже извлечено из недр земли <...>.

Кроме золота в Трансваале найдены алмазы, каменный уголь, ртуть, железо. Пока все эти богатства лежат нетронутыми по разным причинам.

Итак, следовательно, в случае успеха англичане возьмут с Трансвааля контрибуцию, перед которой контрибуция, взятая немцами в 1871 г. окажется жалкой подачкой. Английским финансистам откроется широкое поле деятельности, а они всегда были несравненно лучшими слугами отечеству, чем их сиротам. Под их начальством кавалерия Святого Георгия (на английских золотых монетах изображен Святой Георгий) своими смелыми набегами на европейские биржи очень скоро подымет тот престиж, который уронила армия.

Англичане недаром терпят насмешки, и не даром же Чемберлену, как говорят в Трансваале, обещано за эту войну 50 миллионов.

IV

Ревниво оберегая чистоту своей нации, буры с болью в сердце терпели присутствие в своей среде иноземцев. Поэтому поднятый уитлендерами

204

вопрос о натурализации явился вопросом первостепенной важности, отодвинувшим все остальное на задний план.

Но посмотрим сначала, имели ли уитлендеры какое-нибудь право на то, чтобы сделаться гражданами Республики и если да, то какие следствия могли вытечь из принятия их в подданство, то есть, угрожала ли государству опасность или же, наоборот, оно могло извлечь из этого пользу и какую именно?

До прибытия иностранцев и открытия золотых приисков Трансвааль был в полном запустении. Не было ни доходов, ни кредитов, не было даже собственной монеты. Во время войны с англичанами в 1881 г. бурам приходилось заряжать свои старинные ружья камнями за неимением пуль. Свою единственную пушку они так же заряжали круглыми булыжниками. Города представляли собой группу домиков, столпившихся вокруг деревянной церкви. Не было ни железных дорог, ни телеграфов. Такое бедное состояние государства представляло большую опасность: окруженная английскими владениями республика могла исчезнуть...

Но началась золотая промышленность и произошла внезапная метаморфоза, — в несколько лет Трансвааль превратился в первое по значению государство в Южной Африке. Быстро выросли и устроились города. Появились почта, телеграфы, телефоны. Три железные дороги соединили пустыню с морем. Явилось новое вооружение.

205

Всем этим прогрессом Трансвааль обязан, конечно, уитлендерам: но, отлично сознавая это, буры все же смотрели на иностранцев, как на сознательных или бессознательных агентов англичан. А между тем главная масса иностранцев — люди среднего достатка, для которых, в сущности, и важен был новый закон, — не питали, да и не могли питать к Англии ровно никакого пристрастия. Все эти немцы, американцы, шведы, итальянцы бежали с родины вследствие, главным образом, экономических причин: в Трансваале они нашли работу, хорошую плату и забыли свою нищету. Очень многие женились там, стали отцами семейств, собственниками домов и эти связи навсегда прикрепили их к Южной Африке и Трансваалю.

Нужно было принять этих людей, не массами конечно, а понемногу, последовательно. Эти новые граждане оценили бы честь, которую им оказали предоставлением прав, они не ослабили бы национальности, но дали бы государству то, чего ему недоставало, — граждан с высокоразвитой инициативой, людей, способных подвинуть отечество по пути прогресса без толчков и кровопролития. Буры оттолкнули эту хорошую часть населения, и она перешла к английской партии, питавшей другие замыслы.

Теперь борьба принимает новый фазис. На сцену выступают два крупных человека: с одной стороны, — президент Крюгер — мистический старец, как будто выплывший из глубины XVII столетия, говорящий библейским языком и сам глубоко верящий в то, что каждая мысль внушена