нуться человеческими жертвами. Режим Франко все еще казнил людей в 1975 г., за год до того, как с ним покончили.

Подход 0'Доннелла — Шмиттера (1986) сосредоточивал внимание на стратегиях различных деятелей (actors) и именно ими объяснял про­исходящие события. Среди участников этого проекта было много ак­тивных борцов за демократию, которым необходимо было понять пос­ледствия альтернативных курсов. Занимаясь стратегическим анализом, этот проект в то же время избегал формалистического, внешнеисторического подхода, характерного для абстрактной теории игр. Поскольку в то время в научном словаре главенствующее положение занимал макроязык классов, их союзников и «пактов о доминировании», то ре­зультатом оказался интуитивный микроподход, часто формулировав­шийся  в макроязыке.

Главный вывод 0'Доннелла — Шмиттера состоял в том, что мо­дальности перехода определяют черты нового режима; в частности, что пока вооруженные силы не распадутся, успешный переход возможен только в результате переговоров, пактов. Отсюда следовал политичес­кий вывод: продемократические силы должны быть осторожными и го­товыми пойти на уступки. Кроме того: демократия, появляющаяся в ре­зультате ruptura pactada, неизбежно консервативна как в экономичес­ком, так и в социальном плане.

После того как демократия была установлена в нескольких странах, эти выводы сочли излишне консервативными. Впрочем, легко судить, пребывая в безопасности за толстыми стенами североамериканских на­учных учреждений. Между тем для многих активистов главный полити­ческий вопрос тогда состоял в том, вести ли борьбу одновременно за политические и экономические преобразования или ограничиться чисто политическими целями. Следует ли бороться сразу за демократию и социализм, или к демократии следует стремиться как к цели в себе? Ответ, который дали в своей политической практике большинство сил, оказавшихся исторически значимыми, был однозначным: демократия имеет самостоятельную ценность и ради нее стоит пойти на экономи­ческие и социальные компромиссы. То был простой урок, извлеченный из зверств, чинившихся военными режимами в Аргентине, Чили и Уру­гвае. Любое изменение лучше, чем массовые убийства и пытки.

В сущности, ретроспективный вопрос должен быть не политичес­ким, а эмпирическим: действительно ли модальности перехода опреде­ляют конечный результат? Как указывает мой анализ, переход через высвобождение оставляет институциональные следы, особенно в том

Глава 15. ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И МОДЕРНИЗАЦИЯ                                         691

случае, если демократия оказывается под военной опекой. Но, во-пер­вых, эти следы можно постепенно устранить. В Испании сменявшие друг друга демократические правительства шаг за шагом изживали ос­татки франкизма, и военные были поставлены под гражданский кон­троль. В Польше соотношение сил развивалось так, что было ликвиди­ровано большинство реликтовых статей заключенного в Магдаленке пакта. Во-вторых, как обнаружилось, фактов, свидетельствующих о том, что черты «новой республики» соответствуют либо особенностям ancien regime, либо модальностям перехода, удивительно мало. Воз­можно, мой анализ неадекватен — ведь только теперь мы располагаем достаточным количеством фактов, позволяющих вести систематичес­кие эмпирические исследования. Тем не менее я могу указать по край­ней мере на две причины, по которым новые демократии должны быть похожи больше друг на друга, чем на условия, их породившие.

Первая причина касается времени. Тот факт, что недавние переходы к демократии прошли подобно волне, означает, что им сопутствовали одни и те же идеологические и политические условия. Кроме того, здесь сыграло свою роль нечто вроде заражения. Одновременность обуслов­ливает однородность. Новые демократии участия у старых демократий и друг у друга.