Глава 10. ГОСУДАРСТВО КАК ИНСТИТУТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ                                          445

мало, а из этого небольшого числа добродетельных лиц государи обыч­но не избираются, то если среди множества государей находится один в высшей степени хороший человек, это великое диво. А когда он ока­зывается вознесенным так высоко, что, кроме Бога, не видит ничего более великого, чем он сам, когда его со всех сторон осаждают все со­блазны, ведущие к падению самых стойких, и он все же сохраняет свою добродетель, это чудо.

Каким бы способом ни были разделены земли, не может быть сде­лано так, чтобы все имущество, вплоть до женщин и детей, стало общим, как хотел в своем первом проекте государства сделать Платон с целью изгнать из своего города слова «твое» и «мое», которые, по его мнению, являются причиной всех зол, происходящих в государст­вах, и гибелью последних. Но он не учел, что, если бы этот его проект был осуществлен, был бы утрачен единственный признак государства: если нет ничего, принадлежащего каждому, то нет и ничего, принадле­жащего всем; если нет ничего частного, то нет и ничего общего. [...] Насколько же было бы такое устройство государства прямо направлено против закона Бога и природы, против закона, которому ненавистны не только кровосмешение, прелюбодеяние, отцеубийство, неизбежные при общности жен, но и всякая попытка похитить что-либо, принадле­жащее другим, и даже зариться на чужое добро, откуда явствует с оче­видностью, что государства устроены Богом также и для того, чтобы предоставить государству то, что является общественным, а каждо­му — то, что является его собственностью. Кроме того, подобная об­щность всего имущества невозможна и несовместима с семейным пра­вом. Ведь если семья и город, собственное и общее, частное и общест­венное смешиваются, то нет ни государства, ни семьи. Достаточно из­вестно, что общее достояние всех не может вызывать чувства привя­занности и что общность влечет за собой ненависть и раздоры. [...] Еще больше обманываются те, кто полагает, что благодаря общим делам и общности имущества им будет уделяться больше забот. Ведь обычно наблюдается, что каждый пренебрегает общими делами, если из них нельзя извлечь выгоды лично для себя.

Если случится, что суверенный государь, вместо того чтобы играть роль высшего судьи, создаст себе партию, он будет лишь главой партии. Он подвергнется опасности потерять жизнь также и тогда, когда при­чина мятежей коренится не в государстве, как это происходит вот уже пятьдесят лет во всей Европе, где войны ведутся из-за вопросов рели­гии. Несомненно, что государь, проявляющий благосклонность к одной

секте и презирающий другую, уничтожит последнюю без применения силы, принуждения или какого бы то ни было насилия, если только Бог ее не сохранит. Ибо дух решительных людей становится тем упорнее, чем больше с ним борются, а не встречая сопротивления, уступает. Кроме того, нет ничего более опасного для государя, чем попытка пус­тить в ход против своих подданных силу, когда нет уверенности в том, что это приведет к цели. Я здесь не говори о том, какая религия наи­лучшая (хотя существует лишь одна религия, одна истина, один боже­ственный закон, оглашенный устами Бога), но если государь, обладаю­щий определенной уверенностью в том, какая религия истинна, хочет привлечь на сторону этой религии своих подданных, разделенных на секты и партии, то, по моему мнению, не нужно, чтобы он для этого применял силу, ибо, чем больше подвергается насилию воля людей, тем более она неуступчива. [...] Поступая так, государь не только избегнет народных волнений, смут и гражданских войн, но и откроет путь к вра­там спасения заблудшим подданным.

Печатается по: Антология мировой философии: В 4т .М., 1970. Т. 2. Европейская философия от эпохи Возрождения по эпоху Просвеще­ния. С. 141—147.