Между тем сила, бесспорно, играет важную роль в этой области. Го­сударство опирается не только на человека с ружьем: но без него нет государства. Необходимо выделить внутри этих силовых феноменов не­сколько элементов, варьирующихся в зависимости от типа общества.

а) Физическое принуждение. В чистом виде проявляется в физи­ческом превосходстве. Когда самый мускулистый становится во главе ватаги мальчишек или хулиганов, тогда и проявляет себя самый про­стейший феномен властвования. Подобным же образом эта примитив­ная сила присутствует и во власти отца над ребенком, мужа над женой, учителя над учеником.

Однако в более сложном и более цивилизованном обществе физи­ческая сила дематериализуется и интеллектуализируется: с одной сто­роны, в дело вмешиваются ловкость и ум, с другой — техника и орга­низация. В рамках современных государств, например, физическое принуждение приняло более тонкую форму уголовных процедур и по­лицейских акций, не претерпев при этом глубинных изменений: в слу­чае конфликта между управляющими и управляемыми последнее слово остается за первыми, так как они могут физически принудить вторых подчиниться своей воле. Тюрьмы, пытки («рукоприкладство» как смяг­ченная форма пыток), казнь, присутствующие в уголовных кодексах и полицейской практике всех государств, являются средствами физичес­кого принуждения. Полицейские дубинки и пистолеты — даже армей­ские танки и пулеметы в случае революции — имеют ту же природу. За красными мантиями судей и интеллектуальными построениями юрис­тов всегда скрывается элемент насилия. И те, кто это отрицает, часто являются наилучшими пособниками насилия, помогая скрывать под маской ягненка волчьи зубы.

б) Принуждение личным воздействием. В небольших социальных группах «личное воздействие» руководителей играет важную роль в обеспечении послушания: на членов групп давит своего рода моральное принуждение. Термин «воздействие», используемый в повседневном языке, имеет очень неопределенное значение; мы намеренно отказа­лись его уточнять, ибо он обозначает такой же неопределенный, но ре­альный феномен.

В школах есть учителя, у которых не шумят не потому, что они стро­же наказывают, и не потому, что они более знающие и интересные люди, а просто потому, что они «пользуются авторитетом». Подобным же образом не всегда самый сильный или самый умный оказывается во главе компании играющих сорванцов или банды злоумышленников, нарушающих

законы: во главе становится тот, кто имеет наибольший «ав­торитет». «Личное воздействие» можно было бы сравнить с «шаман­ством»: этим понятием некоторые племена обозначают таинственную способность, заставляющую повиноваться определенному колдуну, вождю.

В больших сообществах, таких, как нации, «личное воздействие», «шаманство» играют менее важную роль, ибо власть институционали-зирована и менее персонализирована: прямой контакт между руково­дителем и теми, кем он руководит, весьма незначителен. Для воспол­нения в дело вступает пропаганда. [...] Можно было бы предположить, что современная техника в какой-то мере возвращает «личному воздей­ствию» былую значимость: фотография, кино, телевидение восстанав­ливают личный контакт между вождем и массами (улыбка Рузвельта). Но подобный контакт скорее иллюзорен, чем реален. Прежде всего по­тому, что эффективная власть принадлежит больше институтам, чем правителям; потому также, что этот контакт посредством имиджа под­меняет действительное влияние внешним видом, который более зави­сит от артистических способностей человека, чем от собственно «ша­манства». Разумеется, сохраняется влияние руководителя на своих близких, его власть над своими сотрудниками: но это — скорее пробле­ма внутренней организации властных институтов, чем собственно ос­нований властвования. [...]