|
Опыт прошлого, казалось бы, подтверждает данное предположение. «Мода» на корпоративизм, без сомнения, имеет свои приливы и отливы, причем весьма регулярные. Его воскрешение как идеологии удобнее всего приурочить к папской энциклике Rerum Novarum 1891 г., хотя возрождение и расширение системы ремесленных, промышленных, торговых и сельскохозяйственных палат в некоторых регионах Центральной Европы, началось 20 годами раньше. После Первой мировой войны понятие «корпоративизм» всплыло вновь, причем на этот раз в более светском и этатистском обличьи, и нашло свое самое наглядное выражение в corporazioni фашистской Италии, за которой последовали Португалия, Испания, Бразилия, вишистская Франция и ряд других стран. Как уже отмечалось, в 1950 — 1960-х гг. нечто подобное стали практиковать и некоторые малые европейские демократические страны (хотя при этом они тщательно избегали употреблять термин «корпоративизм»). Все это позволяет говорить приблизительно о 20—30-годичных циклах развития корпоративизма как идеологического феномена и политической практики в Западной Европе, хотя в отдельных странах оно шло с запозданием, а в некоторых отраслях хозяйства такая цикличность отсутствовала вовсе. К примеру, в течение некоторого времени особую склонность к корпоративизму проявляло сельское хозяйство. В этом секторе производства корпоративистские структуры — вместо того, чтобы появляться и исчезать, — накапливались и принимали все более разветвленную форму, а венчала все сооружение Общая сельскохозяйственная политика Европейского Сообщества. Аналогичным образом в большинстве европейских стран сохранялись устойчивые — пусть и едва заметные — корпоративистские традиции, регулирующие деятельность некоторых профессиональных и ремесленных групп (и защищающие их представителей). Глава
6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ
313 Все это, конечно, лишь
поверхностные впечатления. Чтобы приведенная выше гипотеза обрела статус
правдоподобной теории, необходимо выявить тот набор переменных и обусловленных
обстоятельствами условий, которые «побуждают» акторов к смене предпочтений, к
отказу от корпоративистско/консервативных решений в пользу прямо
противоположных, т.е. в пользу плюралистической конкуренции и политики
давления, а затем толкают их в обратном направлении. Наиболее подходящая
кандидатура на эту роль —
цикл деловой активности. Факт, что его периодичность или, точнее, его
периодичности не полностью совпадают с периодичностями цикла
корпоративизм/плюрализм, может быть опущен на том основании, что институты
обладают таким свойством, как «вязкость». Им требуется время, чтобы усвоить
новое содержание, отразить новое равновесие сил и преодолеть сопротивление
собственных клановых интересов. В то же время имеется немало данных, говорящих
о том, что изменения параметров функционирования экономики, в первую очередь — уровня занятости, по-разному влияют
на капитал и труд, то усиливая, то понижая их готовность вести
«систематический» диалог. Когда рынок труда недостаточен, капиталисты начинают
видеть в корпоративистских компромиссах, ограничивающих рост заработной платы,
прежде скрытые для них достоинства; когда же он избыточен, тред-юнионы
обнаруживают, что они могут использовать названные механизмы для защиты тех
уступок, которых удалось добиться ранее. Искушение отказаться от
корпоративистских методов сильнее всего в верхней и нижней точках цикла. И все
же подобные экстремальные варианты институционального ответа реализуются весьма
редко, что объясняется не только отмеченной выше «вязкостью» институтов, но и
развитием доверия между ведущими торг классовыми ассоциациями. Стороны
«недоиспользуют» преимущества момента в обмен на будущие уступки или же
руководствуются рациональным расчетом —
ведь в противном случае, как только (согласно законам цикла) развитие пойдет в
обратном направлении, те, кто в настоящее время находится в невыгодном
положении, возьмут реванш еще на более разорительных условиях. |
Реклама: |