Акцентирование русского фактора сочетается у Террачано с дру­гим любопытным моментом: он считает, что важнейшая роль в борьбе с атлантизмом принадлежит исламскому миру, особенно явно ан­тиамериканским режимам: иранскому, ливийскому, иракскому и т.д. Это приводит его к выводу, что исламский мир является в выс­шей степени выразителем континентальных геополитических инте­ресов. При этом он рассматривает в качестве позитивной именно фундаменталистскую версию ислама.

Окончательная формула, которая резюмирует геополитические взгляды доктора Террачано, такова: Россия и исламский мир про­тив США¹³⁰. Европу Террачано видит как плацдарм русско-исламс­кого антимондиалистского блока. С его точки зрения, только такая радикальная постановка вопроса может объективно привести к под­линному европейскому возрождению.

Сходных с Террачано взглядов придерживаются и другие со­трудники «Ориона» и интеллектуального центра, работающего на его базе (профессор Клаудио Мутти, Мауриццио Мурелли, соци­олог Алессандра Колла, Марко Баттарра и т.д.). К этому национал-большевистскому направлению тяготеют и некоторые левые, со­циал-демократические, коммунистические и анархистские круги Италии — газета «Уманита», журнал «Нуови Ангулациони» и т.д.

Неомондиализм

Течением, противостоящим геополитики «новых правых», яв­ляется европейский неомондиализм. Данное направление не являет­ся прямым продолжением исторического мондиализма, который изначально предполагал присутствие в конечной модели левых со­циалистических элементов. Это промежуточный вариант между соб­ственно мондиализмом и атлантизмом.

Существуют более детальные версии неомондиализма. Одной из ярких является футурологическая геополитическая концепция, раз­работанная миланским Институтом международных политических исследований (ISPI) под руководством профессора Карло Санторо.

Согласно модели Санторо, в настоящий момент человечество пребывает в переходной стадии от биполярного мира к мондиалистской версии многополярности (понятой геоэкономически, как у Аттали). Международные институты (ООН и т.д.), которые для оп­тимистического мондиализма Фукуямы представляются достаточно развитыми, чтобы стать ядром «Мирового Правительства», Санторо представляются, напротив, недействительными и отражающими устаревшую логику двухполярной геополитики. Более того, весь мир несет на себе устойчивый отпечаток холодной войны, геополити­ческая логика которой остается доминирующей. Санторо предви­дит, что такая ситуация не может не кончиться периодом цивилизационных катастроф.

Далее он излагает предполагаемый сценарий этих катастроф:

7. Дальнейшее ослабление роли международных институтов.

2. Нарастание националистических тенденций среди стран, входив­ших в Варшавский договор, и в третьем мире. Это приводит к хаоти­ческим процессам.

3. Дезинтеграция традиционных блоков (это не затрагивает Евро­пы) и прогрессирующий распад существующих государств.

4. Начало эпохи войн малой и средней интенсивности, в результате которых складываются новые геополитические образования.

5. Угроза планетарного хаоса заставляет различные блоки признать необходимость создания новых международных институтов, обладаю­щих огромными полномочиями, что фактически означает установле­ние Мирового Правительства.

6) Окончательное создание планетарного государства под эгидой новых международных инстанций (Мировое Правительство)¹³¹.

Эта модель является промежуточной между мондиалистским оптимизмом Фрэнсиса Фукуямы и атлантическим пессимизмом С. Хантингтона.

Среди европейских авторов есть и прямой аналог теории Фукуя­мы. Так, Жак Аттали, бывший долгие годы личным советником президента Франции Франсуа Миттерана, а также некоторое время директором Европейского банка реконструкции и развития, разра­ботал сходную теорию в своей книге «Линии горизонта».

Аттали считает, что в настоящий момент наступает «Третья эра» — эра денег, которые являются универсальным эквивален­том ценности, так как, приравнивая все вещи к материальному цифровому выражению, с ними предельно просто управляться наиболее рациональным образом. Такой подход сам Аттали свя­зывает с наступлением мессианской эры, понятой в иудейско-каббалистическом контексте (подробнее этот аспект он развивает в другой книге, специально посвященной мессианству, — «Он придет»). Это отличает его от Фукуямы, который остается в рам­ках строгого прагматизма и утилитаризма.