В наше время, обобщает Спекторский, один из сознательных и наиболее глубоких эпигонов иудаизма Герман Коген ориентировал даже чистую, философскую этику на юриспруденцию и вдобавок «очень выпукло изобразил органическую связь иудаизма с юридизмом». Однако историк римской юриспруденции Р. Зом считает право несовместимым с христианством и церковью и посему отрицает церковное право. Наш писатель Л. Н. Толстой, алчущий и жаждущий правды, никак не мог примириться с мыслью, что истина есть продукт судоговорения, и был уверен, что Христос отвергает какую бы то ни было юстицию. Юристы, даже не будучи атеистами, считали, что их дело может делаться без какой бы то ни было религии. Г. Гроций уверял, что существует естественное право, которое вполне допускает мысль о том, что Бога нет или он не заботит-

884

Глава 20. Россия в XX в.

ся о людях. И. Бентам учил, что религиозный авторитет вообще не может считаться достаточным основанием для права и правоведения. В уголовном праве наших дней даже преступления против веры считаются не более, как оскорблением верующих людей, чувства которых приходится не то уважать, не то просто терпеть и посему ограждать от слишком резких нападок.

Так осуществляется фактическое сопоставление идеала христианского совершенства с тем, что можно назвать «обыкновенной юридической исправностью». В таком случае действительно получается огромное расхождение, и не столько в степени, сколько в качестве (природе) подлежащего достижению, особенно когда образец совершенства видят в Нагорной проповеди.

Между тем примерно в то самое время, когда христианство вырабатывало теорию своих добродетелей — веры, надежды, любви, — правоведение в лице Ульпиана тоже выработало свою теорию, тоже добродетелей, только юридических.

Первая из этих юридических добродетелей требует — жить честно (honeste vivere). Эта добродетель подразумевает, что под юридической честностью надо понимать такое поведение индивида, когда его честность доказана не голосом совести, а судом, профессиональным казенным учреждением, ведающим внешнюю правду. Отсюда некоторые следствия, о которых хорошо говорит юридическая пословичная мудрость, например «не пойман — не вор» либо — «каждый предполагается добрым, пока не будет доказано противоположное» (praesumitur quisque bonus, donee probetur contrarium). Еще один вариант про -должения темы такой — если в судоговорении доказано, что человек не нарушил закон, то человек такой и не порочен и даже добродетелен, даже если его действия возмущали нравственное чувство других и смущали его собственную совесть. Но «нет преступления без закона». Доброе имя человека в данном случае специально ограждается судом на случай неуместных разоблачений, диффамации. «Таким образом, право открывает каждому человеку широкий моральный кредит и требует, чтобы все о нем отзывались хорошо, не видя в этом того горя, о котором пишет евангелист: «Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо. Ибо так поступали со лжепророками отцы их» (Лк. 6, 26).

Другие две юридические добродетели — «не обижать другого» и «воздавать каждому свое». Смысл их, согласно трактовке

6. Политико-правовые учения юристов русского зарубежья 885

Спекторского, разъясняется отчасти положением «кто пользуется своим правом, тот никого не обижает». Отсюда следует: кто не дает себя в обиду, кто «честно» (согласно первой юридической заповеди), т. е. безнаказанно в смысле уголовной ответственности, заботится о себе, того венчает вторая юридическая добродетель — он никого не обижает. Между тем христианское совершенство предъявляет в таких случаях требование деятельного альтруизма и рекомендует принимать обиды с кротостью и терпением. Третья добродетель — воздавать каждому свое — также гласит нечто «не в смысле христианского совершенства, требующего, чтобы человек отдавал другому свое собственное и распределял свое добро неимущим», но «в смысле той минимальной юридической нравственности, которая вполне удовлетворяется тем, что человек явно не грабит, не крадет, не мошенничает. Таким образом, и юридическая честность, и юридическая безобидность, и юридическое воздаяние далеки от христианского совершенства. Но из этого вовсе не следует, что юридическая культура несовместима с христианством» (Христианство и культура).