особенно нас ненавидят, просто они идут к своей цели мирового господства, а мы у них на дороге. Это не драматизация ситуации, гораздо драматичнее закрывать глаза на правду и тешить себя иллюзиями. Зная, что пощады не будет, человек способен пробудить дух и волю и спастись даже в безнадежной ситуации. Это знали еще древние китайские стратеги: загнанная в угол армия сражается с удесятеренными силами. А нас именно загнали в угол.

Как можно избежать десуверенизации? Одним нам не вытянуть, и изоляционистские мифы — не говоря уж о националистических проектах — безответственны и опасны. Российская военная мощь несопоставима с американской, а наше общество находится в моральном упадке и растерянности. Значит, России ничего не остается, как искать союзников. Где угодно, кроме США (хотя и в США есть силы, отвергающие американский неоимпериализм — среди левых демократов-интернационалистов и правых республиканцев-изоляционистов, хотя они консолидированной силы собой не представляют). На-

ша свобода зависит от того, сумеем ли мы создать в самые сжатые сроки геополитический фронт, способный защитить всех его участников от надвигающейся американской диктатуры.

К России с запада, юга и востока примыкают три мощные геополитические зоны, три «больших пространства», три «цивилизации». Это Единая Европа, исламский мир и Великий Китай (Индия пока что геополитически малоактивна, хотя также тяготеет к многополярному миру и весьма полезна для России). Все они рассматриваются американскими стратегами как возможные конкуренты или даже противники проекта американского мирового господства — «Рах Атепсапа». Все они в чем-то похожи на Россию: США будут их терпеть только как подконтрольные и управляемые зоны. В качестве суверенных геополитических субъектов они входят в противоречие с гегемонией США. Россия жизненно заинтересована в том, чтобы сделать из них своих союзников по многополярному миру. Ни одна из этих зон не является «комплиментарной» («дополняющей») для России, со всеми у

нас существуют трения и проблемы. Но мы находимся в одинаковом положении: нравится ли или не очень нравится нам и им такое партнерство, оно логически вытекает из естественного стремления стран и цивилизаций избежать американского ярма.

Сегодня некоторые американские стратеги, которым подпевают отечественные политологи, взращенные на американских фондах, рассматривают Россию как инструмент сдерживания трех «больших пространств». А сами эти пространства, в свою очередь, сдерживают Россию. Китай демографически угрожает Восточной Сибири, радикальный ислам рвется на Кавказ и в Поволжье, Евросоюз осваивает Украину и примеривается к Беларуси. Россия же пытается противодействовать и тем, и другим, и третьим. Получается, что все «большие пространства» Евразии играют по американскому сценарию и в их интересах. США поддерживают в этой игре противоположные стороны, выступая за обоих партнеров на евразийской шахматной доске.

Вашингтон полагает, что так будет продол-

жаться и в дальнейшем, так как инструменты его влияния в элитах евразийских государств очень эффективны. Достаточно посмотреть на политический класс России: будучи безусловно атлан-тистским и прозападным, наделенным «экстерриториальным сознанием», он рассматривает национальные интересы страны как дело десятое — все принесенные Путиным косметические изменения «патриотического стиля» никак не затрагивают сущности вещей. Единственное, что остается делать Путину после Братиславы, это строить большой евразийский альянс — России, Европы, Китая и исламского мира. В политических элитах этих стран расклад сил в чем-то похож на российский: чрезвычайно силен проамериканский сектор, а национально мыслящие силы разрознены, разобщены, не консолидированы. Исключение — Китай, где за счет отсутствия демократии, точнее, за счет сохранение модели «народной демократии» в противовес «либеральной» (западной), удалось сохранить консолидацию общества и единство стратегического управления страной. Но, тем не менее, геопо-