Классификация объединений требует осторожности, ибо здесь мы вступаем в область неопределенного и изменчивого. Прежде всего следовало бы различать случайные, недолговечные коалиции и собственно альянсы – союзы более продолжительные. Такая в принципе верная классификация не всегда достаточно легко применима на практике: немало подававших надежды и превозносимых пропагандой альянсов, распадалось так же быстро, как и простые коалиции; а многие коалиции, постоянно обновляясь, становились настоящими альянсами. Во Франции, к примеру, партии левой только трижды официально заключали альянсы: в 1902 г. (Блок левых), в 1924 (Картель) и в 1936 г. (Народный фронт). Но практически “республиканская дисциплина” в форме стихийной коалиции, складывавшейся в каждое четырехлетие, действовала почти на всех выборах. Будем одновременно употреблять термины “коалиция” и “альянс”, помня, разумеется, что первое чаще всего относится к эпизодическим соглашениям, а второе – к длительным союзам.

Фундаментальная классификация союзов основывается на других критериях. Если взять вертикальный срез, можно прежде всего выделить альянсы избирательные, парламентские и правительственные. Первые создаются на уровне кандидатов, вторые – на уровне депутатов, третьи – на уровне министров. И те, и другие могут совпадать или существовать самостоятельно. Избирательные альянсы сами по себе весьма многообразны в зависимости от способа голосования и степени объединения: выдвижение общих кандидатов или общих партийных списков в первом или единственном туре; взаимное снятие кандидатур во втором; соглашения о распределении оставшихся мест или блокирование при некоторых вариантах пропорциональной системы, etc. Они могут быть негласными или открытыми, локальными или национальными. Во французской системе со свободным вторым туром простое снятие своей кандидатуры без официального обращения к избирателям с призывом передать голоса близкому кандидату – это чаще всего результат [c.400] негласного соглашения: каждая из двух партий избегает прямо идти на союз с родственной и тем не менее использует выгоды от объединения; открытый альянс был более эффективным, но и более обязывающим. Негласные альянсы действительно довольно широко распространены в избирательных системах со вторым туром; встречаются они и в системах с единственным туром, когда имеется много партий (и какие-либо две из них избегают выставлять кандидатов друг против друга); при пропорциональном режиме они невозможны. Еще чаще, чем национальные альянсы, по тем же мотивам возникают локальные избирательные альянсы. Партии официально оставляют за своими региональными комитетами право на свободу союзов, допуская, что здесь они могут быть более независимы, чем в случае создания национальной коалиции. Такой порядок позволяет партиям центра вести весьма выгодную избирательную игру, опираясь на поддержку Правой в одних округах и левой – в других; во времена Третьей республики партия радикалов нередко использовала это искусство предвыборной “джигитовки”. Национальные и локальные альянсы часто противоречат друг другу: во Франции, несмотря на Блок левых, Картель и Народный фронт, некоторые кандидаты радикалов по-прежнему избирались, опираясь на поддержку правой. Решающую роль в этом отношении, очевидно, играет степень централизации партий.

Но порой избиратели сами могут сказать свое слово: ведь всегда можно отличить вынужденные альянсы от добровольных. В первом случае избиратель не может помешать альянсу, разве что ценой передачи своего голоса кандидату, совершенно враждебному его взглядам. Представим себе, например, соглашение о блокировании партийных списков социалистов и МРП с целью распределения оставшихся мест или завоевания первенства по большинству голосов: избиратель-социалист, не одобряющий соглашения, вынужден голосовать против своей собственной партии и за злейших своих противников – коммунистов или консерваторов. Если это единственный описок или единственный кандидат, ситуация идентичная: Пример – ХДС и ФДП (немецкая либеральная партия) на земельных выборах в Германии. И напротив, соглашения о снятии кандидатур на случай второго тура оставляют избирателю большую свободу. Возьмем партию радикалов во Франции между двумя войнами; подчиняясь [c.401] “республиканской дисциплине”, ее кандидат оставляет поля боя, приглашая своих избирателей передать их голоса наиболее удачливому социалисту. Многие не последуют этому призыву и воздержатся или даже проголосуют за умеренного кандидата. Поступив так, они не повредят своей партии, поскольку она в любом случае вне игры: они, напротив, постараются обеспечить ее успех уже и первом туре. Такая независимость избирателей встречается довольно часто. На выборах 1928 г. кандидаты-радикалы часто снимали свои кандидатуры в пользу социалистов, но 400 000 “радикальных” голосов, несмотря ка соглашения партий, во втором туре перешли к умеренным. И наоборот: бывает, что сами избиратели делают коалицию реальностью, несмотря на разногласия партий. Во Франции компартия вплоть до самого 1936 г. жестко придерживалась тактики “класс против класса ” и сохраняла своих кандидатов во втором туре, но многие избиратели, обычно голосующие за коммунистов, невзирая на директивы “своей” партии, голосовали за кандидатов-социалистов или воздерживались (от чего тоже косвенно выигрывали социалисты). В 1928 г. из 425.751 избирателей, голосовавших за компартию в первом туре, только 231.794 остались верны ей в тех в 256 округах, где она вышла во второй тур, или 59%. В 1932 г. отступничество усилилось: в 284 округах, где оказалось необходимым повторное голосование, из 338.000 избирателей компартии лишь 185.000 перешли за ней во второй тур, или 54%.

На парламентском уровне партии могут объединяться как для поддержки правительства, так и против него. Здесь встречаются все виды и степени объединений – от случайной одноразовой коалиции до организационного союза с общими институтами, наиболее известный пример которого дало Представительство левых в 1902 г., возродившееся затем в 1924 г. Жизнью многопартийных парламентов правят альянсы. Точно так же от них зависит и жизнеспособность правительств, которые не смогли бы сформироваться без межпартийных соглашений. Любой правительственный альянс, объединяющий у власти министров из различных партий, явно дополняется альянсом парламентским. Но обратное утверждение было бы неверным. Есть парламентские альянсы оппозиции и парламентские альянсы поддержки: партия меньшинства управляет, опираясь на своих депутатов и депутатов родственных объединений, которые отдают ей свои [c.402] голоса, не претендуя разделять с ней власть. Они несут меньшую ответственность в глазах общественности, поскольку менее вовлечены в действие; они могут, стало быть, внешне сохранять видимость чистоты и неангажированности, одновременно не исключая для себя и гораздо более демагогическую позицию. Иногда используют альтернативную поддержку, опираясь на правую, чтобы добиться одобрения консервативных мер, и на левую – с целью обеспечить поддержку прогрессистских реформ. С равным успехом для этого может иногда оказаться достаточным простое воздержание: во Франции социалистическая партия нередко практиковала это в отношении правительств левой во времена Третьей республики. Суть парламентской деятельности в том и состоит, чтобы суметь соединить преимущества власти и свободу оппозиции; помочь в этом может внутренняя структура партий, но и механизм союзов – тоже. Во Франции с февраля 1934 по январь 1936 г. партия радикал-социалистов была представлена одновременно и в правительстве Национального единства, ориентированного на правую (от радикалов до консерваторов), которое она поддерживала своими голосами, и в Представительстве левых (а также в комитете Народного фронта после июля 1935 г.), органах оппозиции, ориентированных на левую (от радикалов до коммунистов). Мы вновь встречаемся здесь с высшим проявлением того, что можно было бы назвать техникой летучей мыши: “Я птица: посмотрите на мои крылья; я же мышь, да здравствуют крысы!”

Отношения между избирательными альянсами с одной стороны и альянсами парламентскими и правительственными – с другой весьма сложны. Как мы видели, вторые могут существовать без первых: при пропорциональном режиме без блокирования партии идут на выборы самостоятельно , но поскольку ни одна из них не получает абсолютного большинства, они вынуждены объединяться, чтобы сформировать или поддержать правительство. Отсутствие избирательной солидарности ослабляет парламентскую и правительственную солидарность. Каждая партия старается переложить на своего союзника ответственность за непопулярные решения и приписать себе авторство в отношении мер популярных. Но если к избирательным альянсам побуждает способ голосования, то они не всегда совпадают с альянсами правительственными. Куда легче объединиться для завоевания мест, чем для [c.403] отправления власти: первый союз предполагает лишь негативное согласие против соперника, второй – позитивное согласие по программе, требующее более глубокого совпадения позиций. В некоторых случаях избирательные коалиции не могут быть перенесены на парламентский уровень в силу своей противоречивости: в разных округах - разные союзники. Уже приводился пример французской партии радикалов, использовавшей свое центристское положение для того, чтобы добиваться преимуществ то за счет снятия кандидатур правой, то за счет таких же соглашений с левой. На австрийских выборах 1907 г. либералы обычно сотрудничали с христианскими социалистами, что бы побороть социалистов; но в Нижней Австрии мы обнаруживаем социалистов, объединившихся с либералами против христианских социалистов, а в Верхней Австрии – двух социалистов, победивших либералов с помощью голосов христианских социалистов: ясно, что подобная беспринципность избирательных соглашений, смахивающих на замысловатые балетные антраша, не сулит никакого правительственного альянса. Не только локальные коалиции претерпевают такого рода перипетии: большие национальные альянсы во Франции (Блок, Картель, Народным фронт) никогда полностью не гарантировали от локальных комбинаций взаимоисключающего смысла, ослаблявших национальный альянс, когда он переносился на парламентский уровень: расторжение Картеля в 1924 и Народного фронта в 1936 г. частично объясняется поведением депутатов-радикалов, избранных при поддержке голосов умеренных.

Если даже избирательное соглашение и не содержит подобных противоречий, продолжение его на правительственном уровне обычно не обходится без больших трудностей. Расхождение доктрин и тенденций членов альянса, различие их социальной инфраструктуры и интересов, которые они защищают, обнаруживается достаточно быстро. Колымага государства обычно напоминает карикатуру, сделанную известным юмористом в 1945 г., во времена трехпартийности: экипаж запряжен несколькими лошадьми, одна из которых тянет вправо, другая – влево, а третья – к центру. Если же союзники заключили соглашение об общей программе, их единство достигается легче. Но эта программа обычно остается туманной, поскольку состоит из лозунгов и заголовков разделов, призванных скорее привлекать голоса избирателей, нежели служить [c.404] планом позитивного действия. Она определяет главным образом цели, но не средства. А поскольку управление – это проблема средств, глубокое расхождение между союзными партиями обычно и переносится на средства. Более того, как представляется, между избирательными альянсами и альянсами правительственными имеется некое сущностное несоответствие. Его можно сформулировать следующим образом: в избирательных альянсах, как правило, доминирует самая крайняя партия; в альянсах правительственных – партия самая умеренная. Эта противоположность отражает естественный антагонизм управляющих и управляемых. Первые обязаны принимать в расчет всю совокупность противоречивых интересов, что обязывает удовлетворять каждый из них лишь частично; они находятся лицом к лицу с фактами, которые ограничивают возможности действия. Вторые видят одни лишь частные интересы, которые и стремятся максимально энергично отстаивать, отлично впрочем сознавая, что не добьются полного их удовлетворения и что надо запрашивать больше, чтобы получить хотя бы меньшее; они, как правило, весьма фрагментарно представляют параметры правительственных проблем и ограниченное поле возможностей их решения. Неосведомленность и пристрастность характерна даже для тех слоев, которые считаются более искушенными; во Франции крестьяне практически не платят прямых налогов, но убеждены, что казна их грабит; большинство лиг налогоплательщиков создано социальными категориями, среди которых мошенничество и уклонение от уплаты налогов наиболее распространены; либеральные и антидирижистские устремления средних классов и буржуазии в 1946–1947 гг. свидетельствовали о тотальном непонимании экономической ситуации. А потому в силу естественных побуждений большинство избирателей решает отдать свои голоса тем, кто защищает их точку зрения с наибольшей энергией, то есть наиболее радикальным депутатам того течения, за которое они собираются проголосовать: таким образом в любой коалиции на избирательном уровне доминирует радикальное ее крыло. Но как только власть завоевана, все меняется. Требованиям к правительству в наибольшей степени отвечает умеренная партия коалиции; ее умеренность соответствует ограничениям, налагаемым фактическими обстоятельствами. Поэтому она может управлять, не слишком отдаляясь от своей программы и своих предвыборных [c.405] обещаний. Если альянс продолжается на правительственном уровне, эта партия неизбежно будет в нем доминировать, поскольку она ближе к реалиям.

Крайняя же партия оказывается перед альтернативой: либо отходя от своей доктрины, участвовать в правительстве, либо разорвать альянс. Поиск компромиссного решения ведет к постоянным колебаниям. Нередко наиболее радикальный член альянса прибегает к поддержке без участия, что позволяет сохранить коалицию, несколько ее' ослабив, и пользоваться при этом всеми преимуществами критики и оппозиционности. Таким вплоть до 1936 г. было во Франции положение социалистической партии в Блоке левых и в Картеле; таково же было положение коммунистической партии в Народном фронте 1936 г. Но для нее самой такая позиция – временная. Практические трудности постепенно склоняют правящую партию ко все большей умеренности, что удаляет ее от общей избирательной программы и сближает с умеренными на другом фланге; разочарование некоторых избирателей растет, что побуждает экстремальную партию еще больше ужесточить свою позицию: дистанция между членами альянса нарастает. Чересчур натянутый канат однажды не выдерживает – и это конец альянса. Нередко какое-то время спустя он вновь образуется накануне новых выборов. Развитие французских легислатур в период Третьей республики прекрасно иллюстрирует подобную динамику альянсов. Коалиция левых, образованная в основном радикалами и социалистами, одерживает победу на выборах. Социалисты не принимают участия в правительстве, и подавляющую его часть составляют радикалы. Сначала они придерживаются некоторых из обещаний, сообща данных избирателям. Затем практические трудности приводят к “паузе”, “затишью”, что отдаляет их от социалистов и сближает с центром. К середине срока левая коалиция рушится и путем объединения радикалов с центром правой создается новый правительственный альянс, отличающийся от первоначальной избирательной коалиции. Но это объединение вынуждено постепенно дрейфовать в сторону консерваторов, чтобы сохранить достаточную опору в парламенте. Начатая слева, легислатура заканчивается справа. Однако не окончательно: приближение новых выборов иногда заставляло вернуться к исходной коалиции. Этот сценарий повторялся в 1906–1910, 1924–1928, 1932–1936 гг. В 1936 г. коммунисты сыграли почти ту же [c.406] роль, что и социалисты в предыдущих парламентах; социалисты – роль радикалов, а последние заняли место “прогрессистов” до 1914 г.

Эта схема не всеобщая. Но и не специфически французская, хотя нигде больше она не реализовывалась с таким совершенством и такой регулярностью. Во многих странах известны альянсы, обязанные своей продолжительностью благоразумию наиболее радикальной партии, отсутствию у нее склонности к демагогии, а равно и ее силе. Если она явно более сильна, чем умеренные участники коалиции, то сама должна взять на себя правительственную ответственность – и тогда механизм ассоциации больше не действует. Именно это объясняет стабильность альянсов в скандинавских странах. Вместе с тем здесь сказывается и немало других факторов: структура партий, их социальная база, исторические традиции, психология общественного мнения, etc. Наконец, вышеприведенная схема неприменима к революционному периоду, к тем плохо изученным в основе своей кризисам общностей, когда потребность в переменах и обновлении совершенно подавляет потребность в стабильности. Законы революционного правления прямо Противоположны законам правления нормального: реализм требует идти до конца; осторожность и умеренность при отправлении власти выглядят слабостью. В самом правительственном альянсе доминирующей становится наиболее радикальная партия, чья доктрина и тенденции оказываются ближе всех к реалиям. Ее умеренный союзник вынужден быстро подчиниться, если не хочет оказаться уничтоженным. Но вчерашние экстремисты – это завтрашние умеренные, так же как и они обреченные на вытеснение, пока не наступит контрреволюция или стабилизация. Однако и эта новая схема не более абсолютна, чем предыдущая: и та, и другая описывают лишь основные тенденции; фактические обстоятельства, всегда неповторимые, могут исказить или видоизменить ее. [c.407]

Далее:
Политическая география союзов

К оглавлению