действий, — они смотрели на власть своих правителей, как на нечто необходимое, но и в то же время в высшей степени опасное, как на ору­дие, которое могло быть одинаково употреблено и против них, как и против внешних врагов. Тогда признавалось необходимым существова­ние в обществе такого хищника, который был бы довольно силен, чтобы сдерживать других хищников и охранять от них слабых членов общест­ва; но так как и этот царь хищников был также не прочь попользоваться на счет охраняемого им стада, то вследствие этого каждый член общины чувствовал себя в необходимости быть вечно настороже против его клюва и когтей. Поэтому в те времена главная цель, к которой направ­лялись все усилия патриотов, состояла в том, чтобы ограничить власть политических правителей. Такое ограничение и называлось свободой. Эта свобода достигалась двумя различными способами: или, во-пер­вых, через признание правителем таких льгот, называвшихся полити­ческою свободой или политическим правом, нарушение которых со сто­роны правителя считалось нарушением обязанности и признавалось законным основанием к сопротивлению и общему восстанию; — или же, во-вторых, через установление конституционных преград. Этот второй способ явился позднее первого; он состоял в том, что для неко­торых наиболее важных действий власти требовалось согласие обще­ства или же какого-нибудь учреждения, которое считалось представи­телем общественных интересов. В большей части европейских госу­дарств политическая власть должна была более или менее подчиниться первому из этих способов ограничения. Но не так было со вторым спо­собом, и установление конституционных преград, — или же, там, где они существовали, улучшение их, — стало повсюду главною целью по­клонников свободы. Вообще либеральные стремления не шли далее конституционных ограничений, пока человечество довольствовалось тем, что противопоставляло одного врага другому и соглашалось при­знавать над собой господина, с условием только иметь более или менее действительные гарантии против злоупотребления им своей властью.

Но с течением времени в развитии человечества наступила наконец такая эпоха, когда люди перестали видеть неизбежную необходимость в том, чтобы правительство было властию, независимою от обществ, имеющею свои интересы, различные от интересов управляемых. При­знано было за лучшее, чтобы правители государства избирались управ­ляемыми и сменялись по их усмотрению. Установилось мнение, что только этим путем и можно предохранить себя от злоупотреблений влас­ти. Таким образом, прежнее стремление к установлению конституционных

ных преград заменилось мало-помалу стремлением к установлению таких правительств, где бы власть была в руках выборных и временных правителей, — и к этой цели направились все усилия народной партии повсюду, где только такая партия существовала. Так как вследствие этого борьба за свободу утратила прежнее свое значение борьбы управ­ляемых против правителей и стала борьбой за установление таких пра­вительств, которые бы избирались на определенное время самими уп­равляемыми, то при этом возникла мысль, что ограничение власти вовсе не имеет того значения, какое ему приписывают, — что оно необходимо только при существовании таких правительств, которых интересы про­тивоположны интересам управляемых, — что для свободы нужно не ог­раничение власти, а установление таких правителей, которые бы не могли иметь других интересов и другой воли, кроме интересов и воли народа, а при таких правителях народу не будет никакой надобности в , ограничении власти, потому что ограничение власти было бы в таком случае охранением себя от своей собственной воли: не будет же народ тиранить сам себя. Полагали, что, имея правителей, которые передним ответственны и которых он может сменять по своему усмотрению, он может доверить им власть без всякого ограничения, так как эта власть будет в таком случае не что иное, как его же собственная власть, только известным образом концентрированная ради удобства. Такое понима­ние, или, правильнее сказать, такие чувства были общи всему послед­нему поколению европейского либерализма, и на континенте Европы они преобладают еще и до сих пор. Там до сих пор еще встречаются толь­ко как блистательное исключение такие политические мыслители, ко­торые бы признавали существование известных пределов, далее кото­рых не должна простираться правительственная власть, если только правительство не принадлежит к числу таких, каких, по их мнению, и существовать вовсе не должно. Может быть, такое направление еще и теперь господствовало бы также и у нас, в Англии, если бы не измени­лись те обстоятельства, которые его одно время поддерживали.