Также и в своей многообразной дипломатической деятельности, которой он успешно занимался с молодых лет до конца жизни, Лейбниц выполнял ряд поручений русского двора, содействовал расширению международных связей России и укреплению ее позиций во внутригерманской и общеевропейской политике, направленной на полное освобождение Европы от турок, на прекращение войн и утверждение мира между европейскими государствами.

Лейбниц был горячим поборником веротерпимости, согласия и единения всех направлений христианства, включая и православие.

Веротерпимость и согласие различных христианских конфессий в самой Германии Лейбниц считал важным шагом на

3. Лейбниц

347

пути к преодолению феодальной раздробленности страны и формированию единого централизованного немецкого государства.

Политико-правовые взгляды Лейбница тесно взаимосвязаны с его общенаучными и метафизическими (философскими и теологическими) воззрениями. Созданное Богом мироздание — это, по Лейбницу, лучший из возможных миров, в котором царят божественно предустановленная гармония, согласованная деятельность и прогрессивное развитие бесконечного множества монад. Под монадой (от греч. монас — единица) он имеет в виду индивидуальную субстанцию всего сущего, нечто нематериальное, единое и неделимое, некий «бестелесный автомат», обладающий автаркией (самодостаточностью), самостоятельностью. Сущность монады — это деятельность. Самодеятельность монад, постоянная смена их внутренних состояний представляет собой актуализацию их внутреннего потенциала, раскрытие и развертывание исходно заложенного в них субстанциального содержания.

Каждая монада обладает представлением (восприятием) и (стремлением). Лейбниц характеризует монады как бессмертные «жизненные начала», распространенные во всей-природе. Воспринимая в себя весь космос, каждая монада как «зеркало вселенной» представляет собой микрокосмос. В неорганическом мире монады — это субстанциальные формы; монады, обладающие чувством, — это души; монады, обладающие разумом, это — духи. Все мироздание — это непрерывная лестница монад: от низших монад до разумного человеческого духа. Высшей монадой является Бог — творец всех других монад, носитель вечных истин, творец мировой гармонии и гарант совершенства мира.

В рационалистической «теодицее» (богооправдании) Лейбница подразумевается «философский» Бог, главным атрибутом которого является разум, а сущностью — чистая деятельность. По поводу наличия зла в созданном Богом мире Лейбниц отмечает: «Зло можно понимать метафизически, физически и морально. Метафизическое зло состоит в простом несовершенстве, физическое зло — в страдании, а моральное зло — в грехе. Так как физическое и моральное зло не необходимы, то достаточно, чтобы они были возможны в силу вечных В и состоит божественное определение о допущении зла».

348

Глава 13. Эпоха европейского Просвещения

В области присущих Богу вечных истин, внутри Божественного ума «пребывает не только первоначальная форма добра, но и начало зла». Без возможности зла невозможно и добро: «Говоря, что зло допущено как conditio sine qua поп (т. е. как непременное условие. — В. Н.) добра, я понимаю это не в смысле принципа необходимости, а в смысле принципа соответствия; допускаемое мною предопределение всегда надо понимать в смысле побуждения и никогда — в смысле принуждения». Это побуждение ко злу присуще и соответствует не Богу, а самим несовершенным и ограниченным созданиям, которые сами своими действиями производят зло.

Подобное ограниченное и несовершенное создание, становясь причиной греха, замечает Лейбниц, бывает причиной зла по некоторой недостаточности, подобно тому как заблуждения и дурные склонности возникают от некоторого лишения и подобно тому как лишение становится действенным лишь по случаю. Бог ожесточает не тем, что сообщает душе нечто злое, а тем, что действие его благого влияния ограничивается сопротивлением души и обстоятельствами, способствующими этому сопротивлению, когда Бог дарует не все благое, способное превзойти зло. Но если бы Бог захотел сделать больше, то ему надо было бы с помощью каких-то чудес изменить природу имеющихся созданий или создать новые творения, чего «наилучший замысел» не мог допустить, подобно тому как, например, не мог допустить, чтобы течение реки было быстрее, чем допускает ее уклон. «Ограниченность или изначальное несовершенство созданий, — замечает Лейбниц, — производит то, что наилучший замысел универсума не может быть свободен от известного зла, которое тем не менее превращается в наибольшее благо. Это в некотором роде беспорядки в частностях, которые, однако, удивительным образом открывают красоту целого, подобно тому как некоторый диссонанс, допущенный кстати, делает гармонию более прекрасной». Так что в целом можно сказать: все к лучшему в этом лучшем из миров.